Главная Библиотека Аналитические работы Размышления при прочтении «Сцен из Фауста» А.С.Пушкина

Размышления при прочтении «Сцен из Фауста» А.С.Пушкина

Просмотров: 9912

02.08.2005 07:00

PDF | Печать |

Вашему вниманию предлагается текст, написанный в период становления авторской группы, известной ныне как Внутренний Предиктор СССР. Это было время, когда многие граждане СССР стали ощущать, что перестройка в варианте, навязанном стране группой Яковлева-Горбачёва, в перспективе влечёт крах государства и соответственно несёт многочисленные бедствия. Ощущая это, участники группы пришли к мнению, что государственная власть в обществе — это такой институт, от которого опасно быть зависимым, а дело государственного управления — такое дело, которое надо понимать всем для того, чтобы доверять его тем или иным определённым людям либо отказывать им в такого рода доверии.

«Безумие думать, что злыене творятзла».
Марк Аврелий
«К самомусебе» (Размышления)

Обращение к читателю

Вашему вниманию предлагается текст, написанный в периодстановления авторской группы, известной ныне как Внутренний Предиктор СССР. Это было время, когда многие граждане СССР стали ощущать, что перестройкав варианте,навязанном стране группой Яковлева-Горбачёва, в перспективевлечёт крах государства и соответственнонесёт многочисленные бедствия. Ощущая это, участники группы пришли к мнению,что государственнаявласть в обществе —это такой институт, от которогоопасно быть зависимым, а делогосударственного управления —такое дело, которое надо понимать всем для того,чтобы доверять его тем или инымопределённым людям либо отказывать им в такогорода доверии.

Но этотвывод поставил всех нас перед вопросом: “А адекватныли жизни как таковой то мировоззрение^[1] и томиропонимание^[2], которые целенаправленно формировали советские школы и вузы,а еслине адекватны,то какиемировоззрение и миропониманиеявляются адекватными?”

Постановка этого вопроса по егосуществу и при честностилюдей означает на первомшаге «обнуление» сложившихся собственных мировоззрения и миропонимания. Но посколькучеловек без определённого мировоззрения и миропониманиявообще подобен кораблю без компасаи навигационныхкарт, то на второмшаге постановка этого вопроса предполагала самостоятельную выработку своих собственных новых мировоззрения и миропонимания.Поэтому потоку мыслей была предоставлена свобода, и онипотекли на листыбумаги, а текстыстановились предметом обсуждения с цельюпроверки на достоверностьвысказываемых в нихмнений и проверкиих на устойчивостьк добавлениюновых фактов.

Вниманию читателя предлагается один из такогорода текстов. Он был написан в июне1988 г., пролежал до 2003 г., был отсканирован, перечитан заново. При этомнекоторые фрагменты, в которыхбыли высказаны мнения, представлявшиеся в товремя достоверными, но которыевпоследствии показали свою жизненную несостоятельность или несоответствиеставшими известными фактом, были переработаны.

Главная ошибка редакции 1988 г. состояла в том,что И.В.Сталин оценивался в нейкак марионетка масонства, вследствие того, что пониманиясоотношения оглашений и умолчаниймарксизма-ленинизма^[3], троцкизма как явления психического^[4], и большевизмакак исторически развивающейся системы нравственности, этики и миропониманиятрудящегося большинства, не претендующегона “элитарность”^[5], —у авторскойгруппы ещё не было.Остальные ошибки носили характер неточности словоупотребления. В остальномпредлагаемый вниманию текст остался без изменений.

Внутренний Предиктор СССР
26 июля2005 г.

Введение

Почему из огромногомира, который Гёте отразил в своём«Фаусте», Пушкин выбрал именно сцену на берегуморя? И что означаетзагадочный ответ Мефистофеля на вопросФауста:

Что тамбелеет? говори,

— которыйв трагедиизвучит из устсирен несколько иначе:

Что издали,белея,
В волнахплывёт к Нерею?

Вот ответ пушкинского Мефистофеля:

Корабль испанский трёхмачтовый,
Пристать в Голландиюготовый:
На нёммерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.

Ну что можнопонять из «комментариев»типа:

«Сцены из Фауста»представляют собой совершенно оригинальное произведение, являющееся вместе с тем первымопытом Пушкина в областисоздания маленьких трагедий»?

Разве только то, что этодействительно «совершенно оригинальное произведение», имея в видуформу, но ужникак не содержание.

1. Живой Протей и французскаязараза

С чегоначать? Можно со временииздания «Сцен» —периода ссылки в Михайловском,который пришёлся на конец1825 года,а можнои cдесятой, «зашифрованной» главы «Евгения Онегина», которая вдруг «обнаруживается» историком А. Альшицом, а затем«расшифровывается» А. Черновым, (журнал «Знамя» № 1,1987 г.). При этомв комментарияхк «расшифровке»даётся разъяснение:

«… пред нами не простохроника, но историческийанализ революционного движения в Европеи Россиив началеXIX века.Пушкин смотрит на декабризмне какна занесённуюиз Парижа«французскую заразу», а какна частьобщеевропейского процесса, как на следствиеисторического парадокса».

Далее идет вольный пересказ «замысла» Пушкина, с которымлюбознательный читатель может ознакомиться, заглянув в первыйномер журнала «Знамя» за 1987 г.Однако, мы не пойдёмни за альшицами,ни за черновыми,ни дажеза эйдельманами.А пойдёммы за Пушкиным,за ПервымПоэтом России, отбросив «ганч»^[6] с однойлишь целью —понять, что хотелсказать Пушкин своим «Фаустом» нам, его потомкам.

Итак, «Сцена у моря»начинается словами Фауста:

Мне скучно, бес.

В десятойглаве «Онегина» даётся оценка «заговора», который привёл к «жертвенности»:

Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры
И не входилаглубоко
В сердцамятежная наука
Всё этобыло только скука.
Безделье молодых умов
Забавы взрослых шалунов.

Здесь важно понять, каковы были отношения Пушкина с будущими«жертвами заговора», которые впоследствии получили жертвенное название «декабристы».

Россия присмирела снова,
И пущецарь пошёл кутить,
Но искрапламени иного
Уже издавна может быть

Какое пламя имел ввиду Пушкин, отмечая «искру пламени иного», среди тех, кому «читал свои Ноэли», когда:

У нихсвои бывали сходки.
Они за чашеювина,
Они за рюмкойрусской водки …

— предлагали«свои решительные меры».

Пушкин был связан многими узами, в томчисле и родственным,со многимидворянскими семьями России. Многие из этихмолодых людей, горячие головы, честные, преданные Родине зажглись от «искрыпламени иного» и …попали в сетитайных организаций, об истинномназначении которых имеют довольно слабое представление даже наши современники.

Казалось ..........
Узлы к узлам.........
И постепенносетью тайной
Россия ...........
Наш царь дремал ...............
............................................

Так выглядят последние, очень важные строфы десятой главы «Онегина». Если жеотбросить «ганч» Чернова, то в его«реставрации» концовка станет иной:

Казалось, .............
...... узлы к узлам.
И постепенносетью тайной
.......... Россию ..............
Наш царь дремал ............

Смотрите, совсем немного —малость какая-то: после слова «казалось» —поставлена запятая; «узлы к узлам» —сдвинуты вправо с точкою,означающей конец предложения; вместо «Россия» в началестроки —видим «Россию» в серединестроки; и послеслов —«наш царь дремал» —исчезла целая строка многоточия.

Это, извините, не «реставратор»,а костолом,т.к. «скелет» окончания Х главы у Черновауже не стоит«прямо», а «согнулся»в нужномавтору поклоне, дабы преподнести читателю «заданную» версию. И ведьне стыдно!Нет, не Чернову,а тем,кто публикует подобное. Так что естьпрямой смысл идти за Пушкиным,а не за «реставраторами».

Признание самого поэта в письмеЖуковскому через месяц после трагедии на Сенатскойплощади:

«В Кишиневея былдружен с майоромРаевским, с генераломПущиным и Орловым.Я былмасон в Кишинёвскойложе, т.е. в той,за которуюуничтожены в Россиивсе ложи».

И сноваХ глава «Онегина», в которой,сообщив читателю, как шли дела на Севере,т.е. в Петербурге,Пушкин сосредотачивает внимание на деятельностимасонской ложи на Юге,в Кишинёве:

Так было над Невою льдистой,
Но там,где ранее, весна
Блестит над Каменкой тенистой
И надхолмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степиБуга облегли,
Дела иные уж пошли.

Что жеэто за «делаиные», к которым,в противовесЧернову, поэт относится не толькобез восторга,но дажес осуждением?

Многие упрощают суть дела, называя Пушкина то «монархистом»,то сочувствующим«декабристам», не предполагаяза гениемсобственного разумения и настойчивонавязывая своё понимание того времени, которое в ихпредставлении всегда сводится к безальтернативномувыбору между двумя вариантами лжи, закрывая тем самымвыход человеку на пониманиеистины. Но в историческомплане истина, рано или поздно,всё равновыходит на поверхность.

Видимо, России надо было пройти весь путь до конца, заливая его своею кровью, чтобы понять ту истину, которую гений понял «слишком рано». Естественно, эта истина в началеXIX векане моглабыть услышана «двигателями прогресса», и вполневозможно, что для большинствасовременников поэта иногда звучала как ересь. Что жемог предпринять Пушкин, прозревая в будущемвесь ужас кровавой бани, которую сами того не понимая,готовили «витийством резким знамениты» многие «взрослые шалуны».

Рассказать им, что понялон сам? Предупредить их о бессмысленности«самопожертвования» в сложившейсяисторической ситуации? Дать им совет?

Но вотон читает «Фауста» Гёте, своего современника:

Людской какой-тоголос! Что за гость?
О люди!В сердцебудите вы злость!
С богамивы желаете сравняться,
А надсобой не можетеподняться.
Не будьмне жалко слабости людской!
Напрасно проявлял я жалостьэту,
И пропадализря мои советы!

— говоритНерей —древнее морское божество —добрый, мудрый и справедливыйстарец, обладающий даром предвидения. Далее Фалес, греческий философ, просит Нерея:

И всё женас ответом удостой,
Мудрец пучины, старец водяной!
Вот в образелюдском огонь пред нами.
Ждёт от тебяответа это пламя.

Да, члены тайных обществ с точкизрения Пушкина могли представляться «пламенем в образелюдском», и поэтомуНерей (он жеПротей) —Пушкин отвечает:

Советы? Кто оценит мой совет?
Для увещанийв миреслуха нет.
Хоть люди платятся своей жешкурой,
Умней не делаютсясамодуры.

Где доказательства, что Пушкин,читая «Фауста», отождествлял себя с Протеем? —может спросить читатель-скептик. Но для этогоесть основания —свидетельства современников. Один из ближайшихдрузей поэта —П.Вяземский прямо сравнивал в своихстихах Пушкина с Протеем:

И слогего, уступчивый и гибкий
Живой Протей, все измененьябрал.

В «Мифологическомсловаре» под редакциейМ. Н. Ботвинника и М. А. Когана,издание 1965 года,читаем:

«Подобно другим морским божествам (другим был Нерей), Протей обладал даром предсказывать будущее. Старец, обладавший способностью принимать любой облик. В современномязыке Протей стал символом многоликости и многообразия».

Нет, не приемлемадля гения«библейская жертвенность», на которуюрусский народ уже не одностолетие толкают идеологи «богоизбранного народа», и поэтомупоэт страдает от сознаниясобственного бессилия. Нет, не поймутего; более того, отвернутся, а тои заклеймят.Нерей рассказывает о предостережении,сделанном в своёвремя Парису:

Я предсказалему проникновенно
Всё, что прозреля мысленновдали:
Войну, приплытье греков, дни осады,
Треск балок, дым, горящие громады,
Захват твердыни, преданной огню,
Пожар, убийство, бойню и резню,
День судный Трои, гением поэта
На страхтысячелетиям воспетый.

И Пушкинтоже понимал тщетность таких предсказаний:

Но вызывающегосмельчака
Не удержалослово старика.
В угодучувству, он попрал закон
И палего виною Илион.

Предвидел поэт, что падутони героями —мучениками, но поймётли кто-нибудьиз нихбессмысленность этой жертвы:

По-богатырскипал, во всёмвеличье
Орлов на Пиндесделавшись добычей.

Пинд —горный хребет, отделяющий Фессалию от Эпира,считался одним из владенийАполлона. В переносномсмысле Пинд —приют поэзии. Другими словами, Пушкин, читая «Фауста» как бывидел, что будущиежертвы —декабристы —станут кормом для сочинителей-падальщиков, которые из самогоакта «жертвенности» долгие годы будут извлекать свой «гешефт».

Улисса остерёг я наперёд
О том,что онк Циклопупопадёт
И предсказалплененье у Цирцеи
Но сталли он от этогоумнее?

Пушкин прекрасно знал греческую и римскуюмифологию и, может, один из немногихпонимал, что Гёте,получивший прозвание «олимпиец» за приверженностьк дохристианскомуполитеизму древних греков, создавая в течениевсей своей творческой жизни «Фауста», пытался вернуть человека к пониманиюим природы человеческой сущности и тем самымкак быпротестуя (скорее всего неосознанно) против культуры рабовладения, сформировавшейся на основе«библейских» ценностей.

Кирка (Цирцея) —волшебница с островаЭ (такое вот странное название острова) по преданиюочистила аргонавтов от участияв убийствеАпсирта, брата Медеи. Но развеможно очиститься от соучастияв братоубийстве?Аргонавты помогли Медее бежать из Колхиды,что сделалоих соучастниками преступления.

Странное ощущение испытываешь при чтениинекоторых произведений Пушкина, —словно копаешь бездонный колодец или снимаешьслой за слоемкраски со старинногополотна. Все глубжепроникаешь в смыслсказанного, всё отчётливеепроступают скрытые от обыденногосознания картины прошлого.

Вся жизнь Пушкина —в егопоэзии. И нетни однойстрочки из написанногоим, так или иначене связаннойс еголичной судьбой и, следовательно, с егообразом мыслей.

Итак, Пушкин читает Гёте и при желанииможно понять, какие мысли его обуревают, какие мучают сомнения:

Конечно, грубость сердит мудреца,
Но естьи благородныесердца.
Признательности капля перевесит
Тьму оскорблений, как они не бесят.

Из егодневниковых записей мы узнаём, что в кишинёвскуюмасонскую ложу «Овидий» он вступил 4 мая1821 года.О какой-либоего активности, участии в мистическихисканиях —ничего неизвестно. Да ничего подобного и не моглобыть, поскольку мистическая символика и театрально-таинственные обряды масонов не толькобыли ему чужды, но оченьскоро даже показались смешными.

Не прошлои месяцапосле его посвящения в масоны,как поэт обратился с проникнутымиронией напутственным посланием к «начальнику»ложи, новому «грядущему Квироге», который, взявши «в длань»масонский молоток «воззовёт —свобода!» Слова этого шутливого обращения к «мастеру»говорят о том,что Пушкинне утратилтрезвого взгляда на вещипосле встречи с масонами;что в отличиеот «братьев»он смог определиться в политическихнамерениях их зарубежных хозяев; понял, что у новых«просветителей» в Россиинет будущего, что «страшнодалеки они от народа».Заканчивается послание шуточным панегириком:

Хвалю тебя о, верный брат!!!
О, каменщик, почтенный!
О, Кишинёв, о тёмныйград!
Ликуй, им просвещенный!^[7]

Горяч был Пушкин. Всё-таки 22 года.Мальчишка, по нынешнимвременам, когда иных сегодня и в сорокпринято считать «молодыми людьми». Горяч, но и проницательномудр, ибо видел дальше других. Наделённый от природы«мудростью старца», он пытался объяснить безнадёжность, ненужность и бессмысленностьпути, по которомугнали будущих декабристов «просветители». В ответмог услышать не тольконепонимание, но и оскорбления,среди которых «обезьяна» —ещё не самоестрашное. На поверкуоказалось, что многиемысли, представления Пушкина об историческомпредназначении России «друзьям» поэта были непонятны и неприемлемы.

А еслидаст ответ его язык,
Загадочен и ставитих в тупик,

— говоритФалес в «Фаусте».

Но именнозагадочности толпа и не прощает;особенно, если эта толпа мыслит себя «передовой и вперёдсмотрящей».

2. И постепенносетью тайной Россия…

Известно, что ссорав Кишинёвеимела место, где заговорщики до слёз оскорбили Пушкина. Отголоски этой ссоры слышны в посланиик Чаадаевув 1821 году.

Оставя шумный круг безумцев молодых,
В изгнаниимоём я не жалелоб них;
Вздохнув, оставил я другие заблужденья.
Врагов моих предал проклятию забвенья
И, сети разорвав, где бился я в плену…

Из этогострастного послания, пронизанного чувством одиночества, видно, что Чаадаев,пожалуй, был единственным, кто понимал поэта:

В минутугибели над бездной потаённой
Ты поддержал меня недремлющей рукой;
Ты другу заменив надежду и покой…

Да, ссора была достаточно серьёзной, если спустя четыре года, будучи в ссылкев Михайловском,Пушкин в знаменитом«19 октября» 1825 годаснова вспоминает о ней,с горечьюсожалея о тойатмосфере непонимания, в которойон тогда находился:

Из краяв крайпреследуем грозой,
Запутанный в сетяхсудьбы суровой,
Я с трепетомна лонодружбы новой.
Устав приник ласкающей главой…
С мольбойпечальной и мятежной,
С доверчивойнадеждой первых лет,
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горекбыл небратский их привет.

Было ли тогда непонимание полным? Можно считать, что да.И все-таки один из «братьев-каменщиков» вступился за поэта,хотя впоследствии это ему дорого стоило. Им был автор «Писем русского офицера» полковник Ф. Н. Глинка. О смеломпоступке брата-масона (поступок действительно был «смелым», ибо в масонскихложах выступать против «единомыслия» небезопасно), мы узнаём из посланияПушкина Ф. Н. Глинке. Его следует привести полностью.

Когда средь оргий жизни шумной
Меня постигнул остракизм^[8],
Увидел я толпыбезумной
Презренный, робкий эгоизм.
Без слёзоставил я с досадой
Венки пиров и блескАфин,
Но голоствой мне был отрадой,
Великодушный гражданин!
Пускай судьба определила
Гоненья грозные мне вновь,
Пускай мне дружба изменила,
Как изменяла мне любовь,
В моёмизгнанье позабуду
Несправедливость их обид:
Они ничтожны —если буду
Тобой оправдан, Аристид.

Ф. Н. Глинка был наместником «великого мастера» отдельной масонской ложи «Избранного Михаила», созданной в 1815 годув Петербургепод главенствомверховной ложи «Астрея». Его судьба интересна тем, что разобравшиськак и Пушкинв опасностизавезенной «модной болезни», он пытался выйти из тайнойорганизации, после чего сразу жепочувствовал карающую руку «братьев-каменщиков».

Он был умышленно оклеветан перед Николаем I евреемГригорием Перетцем, связанным по свидетельствуЯ. Д. Баума с кланомРотшильдов, и заключёнв одиночнуюкамеру Петропавловской крепости. Сохранилась тетрадь стихов Ф. Н. Глинки, в которойимеется одно из самыхсмелых обличений «модной болезни» и тех,кто невольно или в соответствиис собственнымиубеждениями был ею поражён.

У нихв рукахбыла страна!
Она во властьим отдана…
И вот,с арканоми ножом,
В краюмне, страннику, чужом,
Ползя изгибистым ужом,
Мне путь широкий залегли…
Сердца их злобою тряслись,
Глаза отвагою зажались,
Уж сети цепкие плелись…

После этих строк единственного заступника поэта становится немного яснее, что имелв видуПушкин, когда в Хглаве «Онегина» писал:

И постепенносетью тайной
Россия .............

О политическихвзглядах Ф. Н. Глинки читатель может узнать из монографии«Герои 1812 года»,вышедшей в конце1987 года.Нас жеболее интересуют политические взгляды Пушкина в периодего общения с «братьями-каменщиками».

Был ли он монархистом, как это видели (или хотеливидеть) некоторые его современники? В какомсвете видел поэт французскую революцию конца XVIII века?Каково было его отношение к организаторамэтой революции? Много вопросов возникает при этом,но одиниз них —главный: каким видел Пушкин место поэта в царстве«свободы», которое готовили братья-масоны? В начале«Кинжалом», а затемсугубо личным стихотворением —«Андрей Шенье», написанным в тот жегод, что и «Сценыиз Фауста»,поэт дал ответ на этивопросы. Нам представляется, что современноеобщепринятое толкование типа: «Восторженно принимая первые шаги французской революции, Пушкин отрицательно относился к диктатуреякобинцев и к террору», —говорит о поверхностностисуждений не Пушкина,а тех,кто занимается «исследованием и толкованием»его творчества. Ошибочность жевышеприведенной трактовки кроется в том,что «она даёт представление о поэте —современнике французской революции, который разбирался с еёпричинами по ходусобытий». На самомделе поэт осмысливал все событияспустя тридцать лет и осмысливалих в целом,а не по этапам(первые шаги и т.д.).Ну, примерно также, как осмысливают наши современники события 1917 или 1937 годов,т.е. спустя 70 и 50 лет,с тоюлишь разницей, что в отличиеот нашихсовременников, Пушкин обладал историческим видением («Бориса Годунова» осилил в 26 лет!).В дополнениек этому,он ещё был наделён талантом прочтения исторических документов, т.е. умел анализировать не толькото, о чёмэти документы громогласно кричат, но и о чёмони обычно «скромно» умалчивают. Этот метод прост и продуктивендля тех,кто следует известному принципу —«Безнравственные средства не могутпривести к праведнойцели».

Неудивительно, что Пушкин,один из немногихлюдей той эпохи, сумел увидеть, как под знамёнами«свободы, равенства и братства» к властирвутся тёмные силы; как на сменуодним узурпаторам приходят другие, ещё более кровожадные.

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:
Презренный, мрачный и кровавый,
Над трупом вольности безглавой
Палач уродливый возник.
Апостол гибели усталому Аиду
Перстом он жертвы назначал,
Но высшийсуд ему послал
Тебя и девуЭвмениду.

Так своё отношение к деяниямякобинцев поэт выразил ещё в 1821 году.А всегочерез четыре года в «АндрееШенье» он уже ставит точки над «i», когда говорит о последствиях«революции».

Здесь важно обратить внимание на то,как ставит ударение Пушкин:

От пеленыпредрассуждений
Разоблачался ветхий трон;
Оковы падали. Закон,
На вольностьопершись, провозгласил равенство.
И мывоскликнули: Блаженство!

Эти строки не случайнопронизаны ядом сарказма. А дальше?.. —Дальше горечь и проклятьеновоиспеченным палачам:

О горе!О безумныйсон!
Где вольность и закон?Над нами
Единый властвует топор.
Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари.О, ужас! О, позор!

Это, конечно, не означает,что Пушкин«монархист» по своимубеждениям и что онпротив свободы. Он против спекуляции лозунгами «свободы», против эгоистических устремлений «чёрных сил», способных под этимилозунгами творить кровавые дела от именинарода.

Но ты,священная свобода,
Богиня чистая, нет, —невиновна ты,
В порывахбуйной слепоты,
В презренномбешенстве народа
Сокрылась ты от нас;целебный твой сосуд
Завешен пеленой кровавой.

Когда читаешь «Андрея Шенье» кажется, что этосам Пушкин идёт на эшафоти мысленнопрощается со своимиещё недавними друзьями:

Я плахеобречен.
Последние часы
Влачу. Заутро казнь.
Торжественной рукою
Палач мою главу подымет за власы
Над равнодушною толпою.

Не такмного произведений Пушкин сопровождал разъяснениями, а к «Шенье»он даёт примечания:

«Шенье заслужил ненависть мятежников за то,что составилписьмо короля, в которомтот испрашивал у Собранияправа апеллировать к народуна вынесенныйему приговор».

А воти отношениепоэта к происходящему,к членамтайных обществ, в которыеего усердно завлекали братья-масоны:

На низкомпоприще с презреннымибойцами!
Мне ль было управлять строптивыми конями
И крутонапрягать бессильные бразды?

Снова и сноваспрашивает поэт себя —как можно предотвратить трагедию жертвенности, и понимает,что изменитьничего не может.Будет победа или поражениезаговорщиков —поэт пойдёт своим путем. Он не монархист.Он —просто зрячий, и поэтомуему по-своемутруднее. Он видит дальше своих современников —извечная трагедия гения, обреченного на одиночествои непонимание.

Погибни, голос мой, а ты,о призракложный,
Ты, слово, звук пустой…
                                          О, нет!
Умолкни, ропот малодушный!
Гордись и радуйсяпоэт:
Ты не поникглавой послушной
Перед позором наших лет.

Нет, не случайно«Андрей Шенье» создан до выхода на Сенатскуюплощадь декабристов. Здесь видна чёткая позиция поэта по отношениюк назревавшимсобытиям в России.Эта выстраданная поэтом позиция, сформированная им в процессеглубокого переосмысления целей заговорщиков —истинных и мнимых,а такженекоторых итогов Французской революции конца XVIII века.

Об этойпозиции Пушкин сообщает П. А. Вяземскому в письме13 июля1825 года:

«Читал ли ты моего А.Шенье в темнице?Суди об нём,как иезуит —по намерению».

Трудно, ох как трудно было оставаться Пушкину в этихобстоятельствах самим собой, быть верным своему историческому видению событий, ибо слева —самые горячие, самые верные друзья, а справа —царь.

Пушкин не развосклицал: «Я пророк!»И имелдля этоговсе основания.История сослагательного наклонения не знает,а жизньчеловеческая коротка (жизнь гения —особенно), т.е. шансов для проверкисправедливости пророчеств в отношенииотдельно взятой личности история практически не даёт.Однако, поколение, живущее в концеXX столетия,не можетотказать поэту в проницательности.Судьба Шенье стала судьбой многих поэтов Революции —Блока, Гумилёва, Есенина, Клюева, Маяковского. Вглядываясь в 20-еи 30-егоды ХХ века, мы видим, что подобнуюсудьбу разделили многие лучшие люди России. И обществопо-прежнемуищет ответ на мучительныйвопрос: «Почему такое происходит?»

Нам представляется, что жизньи смертьПушкина, так полно и яркоотразившиеся в еготворчестве, в какой-томере отвечают на этотвопрос. Как будет показано ниже, этот ответ сильно расходится с общепринятойточкой зрения специалистов-пушкиноведов. Но не будемпугаться. В своих,возможно и не оченьпрофессиональных исследованиях, мы пользовались методологией А.Г.Кузьмина, который, как нам кажется, очень точно подметил:

«Расхождения между специалистами возникает как из-заразного понимания источников, так и вследствиенеодинакового осмысления исторических процессов. Разумеется, сказывается и эрудиция.Но самапо себе,так сказать, автоматически она к вернымвыводам не приведёт.Разобраться в противоречиях,отделить существенное от несущественногоможно лишь с помощьюистинной методологии, которой так жеможно овладеть лишь вместе с изучаемымматериалом. Принципиальное значение при этомимеет исходная точка поиска: идти ли от источника,или жеот проблемы.Можно заметить, что при томи другомподходе выводы получаются совершенно разные. И делов том,что, следуя за источником,легко как быстать на еготочку зрения и просмотретьдействительно важное. Постановка жепроблемы обязывает шире смотреть на самисточник, учитывая условия его происхождения, полнее использовать уже открытые законы развития общества».^[9]

Итак, внимательно изучая источники, пойдём все-таки от проблемы:случайна или закономернагибель лучших людей России на крутыхпереломах истории? И еслиих гибель закономерна (т.е. причинно-следственно обусловлена), то в чёмсодержательная сторона этих законов?

После трагедии, разыгравшейся в декабре1825 годана Сенатскойплощади, в феврале1826 годаПушкин пишет А. А. Дельвигу из Михайловского:

«Конечно, я ни в чёмне замешан,и еслиправительству досуг подумать обо мне,то онов этомлегко удостоверится. Но проситьмне как-тосовестно особенно ныне: образ мыслей моих известен. Гонимый шесть лет сряду, замаранный по службевыключкою, сосланный в глухуюдеревню за двестрочки перехваченного письма, я, конечно, не могдоброжелательствовать покойному царю, хотя и отдавалполную справедливость его истинным достоинствам, но никогдая не проповедовални возмущений,ни революций —напротив. Класс писателей, как заметил Alfieri более склонен к умозрению,нежели к деятельности,а если14 декабрядоказало у насиное, то на тоесть особые причины».

Так что жеэто за «особыепричины» и что представляласобой «искра пламени иного», о которойПушкин упоминает в последней,зашифрованной главе «Евгения Онегина»?

3. Искра пламени иного…

О масонскойкишинёвской ложе говорилось выше. Кое-что в этом вопросе может высветить переписка поэта 1822 —1824 годов.

В Грециивосстание против многовекового турецкого владычества. Россия —на сторонегреческого народа, а Первогопоэта северного соседа Греции обвиняют в том,что онне оценилпо достоинству«греческих повстанцев».

Пушкин отвечает на этивыпады в письмек В. А. Давыдовув июле1824 года:

«С удивлениемслышу я, что тыпочитаешь меня врагом освобождающейся Греции и поборникомтурецкого рабства. Видно слова мои были тебе странно перетолкованы. Но что бытебе ни говорили,ты не долженбыл верить, чтобы когда-нибудьсердце моё недоброжелательствовало благородным усилиям возрождающегося народа. Жалея, что принуждёноправдываться перед тобою, повторю и здесьто, что случалосьговорить мне касательно греков».

Далее Пушкин вскрывает механизм формирования мнения того окружения, которое почему-тосознательно и целенаправленноискажает взгляды поэта.

«Люди по большейчасти самолюбивы, беспонятливы, легкомысленны, невежественны, упрямы; старая истина, которую всё-таки не худоповторить. Они редко терпят противуречие, никогда не прощаютнеуважение; они легко увлекаются пышными словами; охотно повторяют всякую новость; и, к нейпривыкнув, уже не могутс неюрасстаться. Когда что-нибудьявляется общим мнением, то глупостьобщая вредит ему столь же,сколько единодушно его поддерживает».

Поразительно точная оценка так называемого «общественного мнения», которая актуально даже спустя полтора столетия. «А где жегреки?» —спросит недоумевающий читатель. Есть и греки,то естьи о нихтоже:

«Греки между европейцами имеют гораздо более вредных поборников, нежели благоразумных друзей».

Кто-тоскажет, что этослишком туманно и что при желанииэти слова поэта можно всяко перетолковать. Но вотписьмо П. А. Вяземскому из Одессы,где уже более определенно по тому жевопросу:

«О судьбегреков позволено рассуждать как о судьбемоей братьи негров, можно тем и другимжелать освобождения от рабстванестерпимого. Но чтобывсе просвещенныенароды европейские бредили Грецией —это непростительное ребячество. Иезуиты натолковали нам о Фемистоклеи Перикле,а мывообразили, что пакостныйнарод, состоящий из разбойникови лавочников,есть законнорождённый их потомок и наследниких школьной славы. Ты скажешь, что я переменилсвоё мнение. Приехал быты к намв Одессупосмотреть на соотечественниковМильтиада и ты бысо мноюсогласился».

И ещёодно письмо В. А. Давыдову всё по тому жеповоду, но… то лииз Кишинёва,то лииз Одессы,верхний край письма оторван, да и датанеясна: то ли1823, то ли1824 год,

«Из Константинополя —толпа трусливой сволочи, воров и бродяг,которые не могливыдержать даже первого огня турецких стрелков, составила бызабавный отряд в армииграфа Виттгенштейна. Что касаетсяофицеров, то онихуже солдат, мы видели этих новых Леонидов на улицахОдессы и Кишинёва(…) со многимииз нихлично знакомы, мы можем удостоверить их полное ничтожество (…), ни малейшегопонятия о военномделе, никакого представления о чести,никакого энтузиазма —французы и русские,которые здесь живут, высказывают им вполне заслуженное презрение; они всё сносят,даже палочные удары, с хладнокровием,достойным Фемистокла. Я не варвари не проповедникКорана, дело Греции вызывает во мнегорячее сочувствие, именно поэтому-тоя и негодую,видя, что на этихничтожных людей возложена священная обязанность защищать свободу».

Крайне интересная переписка! И кто жеэтот «пакостный народ, состоящий из разбойникови лавочников,эта толпа трусливой сволочи, у которойнет никакого представления о чести»?

Может быть греки? Но греческиеповстанцы истекали в этовремя кровью в неравнойборьбе за свободусвоего Отечества. Бегут же,как правило, те, у когоникогда не былоОтечества и для когоборьба за свободусвоего народа —всего лишь «ухудшение условий среды обитания».

Нет, не случайно«главные пушкиноведы» у насЭйдельман, Гоц, Абрамович, Лотман и др.Не случайно,что ихдуховный отец, академик Д.С.Лихачев (ученик Жирмунского) объявляет русских писателей В. Белова, В. Астафьева, В. Распутина —черносотенцами. Если уж замолчать, зачеркнуть Пушкина —Первого Поэта России нельзя, то «растолковать»,объяснить его русскому народу, выходит, была какая-тонастоятельная необходимость. В чёмдело?

Почему даже невооруженному взгляду непредвзятого читателя при изученииэпистолярного наследия поэта бросается в глазажелание прошлых и современных«толкователей» пушкинского наследия убрать оттуда всё, что касаетсяупоминания роли иудо-масонов в судьбе«жертвопринесённых» декабристов. Фактов, к сожалению,мало, но кое-что осталось. Если жеэти факты рассматривать в связис обстановкой,царившей в товремя в литературныхкругах, то можнопонять очень многое. Но главное —идти за Пушкиным,строго за Пушкиным,а не за его«толкователями».

Вот, например, письмо поэта А. А. Бестужеву от 29 июня1824 годаиз Одессы:

«Онегин мой растёт. Да чёрт его напечатают —я думал,что цензураваша поумнела при Шишкове —а вижу,что и при старомпо старому.Если согласие моё, не шутя,тебе нужно для напечатанияРазбойников (Имеются в виду«Братья-разбойники»), то я никакего не дам,если не пропустят«жид» и «харчевни»(скоты! скоты! скоты!), а «попа» —к чёртуего».

В чёмдело? Отчего такая несговорчивая горячность в отношенииодного лишь слова! Да и ктоэти «разбойники» в пушкинскомопределении? Это надо знать точно, ибо подобное знание многое проясняет в тех«нелепых обвинениях», которые приписывались Пушкину в отношенииего «неверного понимания» освободительной войны в Греции.Внимательное прочтение «Братьев-разбойников» кое-что проясняет в пониманиистоль категоричного пушкинского определения «пакостного народа, состоящего из разбойникови лавочников».

Не стаяворонов слеталась
Нa груды тлеющих костей,
За Волгой,ночью вкруг огней
Удалых шайка собиралась.
Какая смесь одежд и лиц,
Племён, наречий, состояний
Из хат,из келий,из темниц
Они стеклися для стяжаний!

Кто жесобирается в шайкидля стяжанийв началеXIX века?Здесь Пушкин точен:

Меж ними зрится и беглец
С бреговвоинственного Дона
И чёрныйв локонах еврей,
И дикиесыны степей…

А что объединяетэту «толпу»?

Опасность, кровь, разврат, обман
Суть узы страшного семейства;
Тот их, кто с каменнойдушой
Прошёл все степенизлодейства.

Нет, не всегдаеврей был таким внешне тихим и респектабельным,каким он видится многим в концеXX века.Был он и лавочником,богатым жидом, бывал и разбойником,иногда даже предводителем шайки.

Идёт ли позднею дорогой
Богатый жид иль поп убогой.

Столетие спустя это соединение «разбойника» и «лавочника»в одномлице Россия почувствовала на себев полнуюмеру и стоилоэто нашествие народу великих жертв. Пушкин, наделённый от природыдаром прозорливости, ещё в зародышеувидел то, что начиналосьв Россиипод флагом«многоликого международного мракобесия». Увидел, ужаснулся, не принял,заклеймил и тем самымвызвал на себяогонь тех сил, которые уже давно стремились разрушить нравственные устои, духовные основы русской государственности.

В 1824 годуна путиэтих сил встал новый цензор Александр Семенович Шишков —70-летнийадмирал, одаренный писатель, талантливый учёный-лингвист, предвосхитивший многие позднейшие открытия в языкознании.Не случайнополтора столетия на этоговиднейшего государственного деятеля первой половины XIX векабыл навешен ярлык реакционера. Дело в том,что А. С. Шишков, «муж отечестволюбивый» повёл непримиримую борьбу с одержимыми«модной болезнью», объединенными в окололитературныеобщества типа «Арзамас» и «Зелёнаялампа».

Первый поэт России встретил с одобрениемперемены в цензуре.В июне1824 годаон пишет брату Л. С. Пушкину из Одессы:

«Бируков и Красовский(прежние цензоры) невтерпёж были глупы, своенравны и притеснительны.Это долго не моглопродлиться. На какомосновании начал свои действия дедушка Шишков? Не запретилли он «Бахчисарайский фонтан» из уваженияк святынеАкадемического словаря и неблазносоставленному слову водомет? Шутки в сторону,ожидаю добра для литературывообще и посылаюему лобзание не якоИуда-Арзамасец, но якоРазбойник-Романтик».

Да, мы знаем, что какое-товремя Пушкин состоял в «Арзамасе»,где числился под кличкой«Сверчок». Однако, он скоро разошёлся с этими«бойкими ребятами, всегда стремящимися оказаться впереди прогресса». Много пришлось выдержать поэту обвинений по этомуповоду, в томчисле и обвиненийв предательстве.Однако, хорошо известно, что от своейлинии, которая определялась его пониманием развития исторических событий, Пушкин никогда не отступал,и здесьв лицеШишкова он видел прочную основу. Так в письмесвоему другу П. А. Вяземскому в июне1824 года,давая характеристику русской оппозиции «состоявшейся благодаря русскому Богу из нашихписателей, каких быто ни было»,поэт с горечьюзамечает о томнаправлении, которое принимает в Россиилитературное дело:

«… вся эта сволочь опять угомонится, журналы пойдут врать своим чередом, Русь —своим чередом —вот как Шишков сделает всю обедню…»

В последнихсловах явно слышится надежда. А черезполгода, в январе1825 годаиз ссылкиП. А. Вяземскому Пушкин даёт оценку новому цензору совершенно определенную:

Сей старец дорог нам: он блещет средь народа
Священной памятью Двенадцатого года,
Один в толпевельмож он русских муз любил
Их незамеченных создал, соединил.^[10]

Рано или поздно,но историявосстанавливает справедливость. В 1987 годуиздательство «Молодая гвардия» выпустила книгу В. Карпеца «Муж отечестволюбивый», в которойвозвращается доброе имя человеку, имевшему смелость публично заявить при уходев отставку:«Цари имеют больше надобности в добрыхлюдях, нежели добрые люди в них».

Однако, не меньшейсмелостью надо было обладать в товремя, чтобы бросить вызов «вольным каменщикам», поскольку в ихрядах числился даже сам глава III отделениисобственной Его императорского Величества канцелярии А. Х. Бенкендорф.

Речь идет о «Библейскомобществе», против которого тогда так рискованно выступал Шишков. Почему рискованно? Да потому, справедливо отмечается в книге,что «масонымстили жестоко и наверняка,и немалолюдей, столкнувшись с ними,погибало загадочной смертью».

Итак, «Библейское общество»!? Для пониманияотношения к немуПушкина необходимо разобраться в том,как поэт относился и к «небанальномулитературному документу» под именемкоторого это общество выступало. Вопрос этот интересен потому, что не разобравшисьв нём,мы не сможемдо конца понять и отношениявеликого русского поэта к иудаизмуи масонству.

Странную вещь можно заметить при изученииписем Пушкина. Как только хотя быкраем в перепискеэтот вопрос затрагивается, то либописьмо надорвано, либо это вообще отрывок (чаще черновой), к тому жес неопределённойдатой и местомотправки (то ли Одесса, то лиКишинёв). А в довершениевсех прочих неопределённостей —и адресатнеизвестен.

Как, например вот это (то ли апрель, то лимай 1824 года,из Одессы),представляющее собой ответ на неизвестныевопросы неизвестному адресату:

«… читая Шекспира и Библию,святый дух иногда мне по сердцу,но предпочитаюГёте и Шекспира».

Письмо это интересно тем, что, судя по комментариямк нему,именно оно послужило причиною исключения Пушкина со службыи ссылкиего в Михайловское.Другими словами, это уже было не частноеписьмо, а документжандармского управления и, следовательно, оно должно было либо исчезнуть совсем, либо наоборот, сохраниться полностью и окончательно,а не как«отрывок неизвестному адресату». Но этоуже больше вопросы для следователей,которые пожелают разобраться, кому и чемэто, по нашемумнению (разумеется основанному на прочтенииуказанного отрывка), безобидное письмо могло помешать.

Нас сейчас больше интересует не самфакт чтения Пушкиным Библии, а то,как он Библию понимал. Пока жеможно утверждать, что этот«небанальный документ» он изучал очень внимательно.

Вот, например, хорошо известная и оченьнестандартная концовка трагедии «Борис Годунов». Многие пытались найти отправную точку столь необычного завершения, а она,как мы обнаружили, взята Пушкиным из Библии.

«Что жевы молчите? Кричите: да здравствует царь Дмитрий Иванович! (народ безмолвствует)», —так у Пушкина.

А воткак эта тема звучит в Библии:

«И подошёлИлия ко всему народу и сказал:долго ли вам хромать на обаколена? Если Господь есть Бог, то последуйтеЕму, а еслиВаал, то емупоследуйте. И не отвечалнарод ему ни слова» (Третья книга Царств, 18:21)

Может случайное совпадение текстов? Но «БорисаГодунова» Пушкин заканчивает в ссылке,в Михайловском,в 1825 году,а 20 ноября1824 годаон умоляет брата в письме:«Библию! Библию! и французскую^[11] непременно!» И черездве недели Л.С.Пушкину с укоризноюнапоминает: «Михайло привёз мне всё благополучно,а Библиинет».

Судя по письмамконца 1824 годаи досередины 1825, идёт напряжённая работа над «Борисом Годуновым». «Стихов нет. Пишу записки», —сообщает он брату. В ноябре1824 годав Петербургенаводнение. Это событие находит отражение в письмек Л. С. Пушкину,напоминая нам о том,что Библияпо-прежнемузанимает его мысли, но, разумеется, не какрелигиозного фанатика:

«Что этоу вас?Потоп! Ничто проклятому Петербургу! (…) Что погреба?Признаюсь, и по нихсердце болит. Не найдётсяли между вами Ноя для насаждениявинограда? На святойРуси не шуткаходить нагишом, а хамысмеются».

Из Библии(Первая книга —Бытие) известно, что Хаму,сыну Ноя, было не досмеха, когда он увидел своего папашу нагишом в пьяномвиде в шатре.Суровый Иудейский бог Яхве шутить не любил.Из всехлюдей, живших до потопа, спасти почему-торешил пьяницу Ноя. Видимо, употребление вина, придуманный евреями бог считал делом богоугодным и потомунаказал не пьяницуНоя, а егосына Хама (отдал в рабствобратьям). Два брата Хама —Сим и Иафет —урок извлекли, и в шатерк пьяномупапаше входили только пятясь задом вперёд.

Бытие, Глава 9:

20. Ной начал возделывать землю и насадилвиноградник;

21. и выпилон вина, и опьянел,и лежалобнажённым в шатресвоём.

22. И увиделХам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдярассказал двум братьям своим.

23. Сим жеи Иафетвзяли одежду и, положив её на плечисвои, пошли задом и покрылинаготу отца своего; лица их были обращены назад, и онине видалинаготы отца своего.

24. Ной проспался от винасвоего и узнал,что сделалнад ним меньший сын его,

25. и сказал:проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьевсвоих.

26. Потом сказал: благословен Господь Бог Симов; Ханаан жебудет рабом ему;

27. да распространит Бог Иафета, и давселится он в шатрахСимовых; Ханаан жебудет рабом ему.

28. И жилНой после потопа триста пятьдесят лет.

Данная библейская история весьма поучительна в светеразвернувшейся уже в нашевремя пресловутой «борьбы» с «пьянствоми алкоголизмом».Ловко замыкая круг причинно-следственных связей (государство производит и продаёталкоголь, потому что в нёместь потребность, а народпьёт потому, что государствопродает) всё умеющиеобъяснять дяди «левины-о-вруцкие» скромно утаивают главное: почему употребление вина по-прежнему, как тысячи лет назад, считается делом богоугодным? Хотя, пардон, со временНоя прогресс заметен. Употреблять можно, но напиватьсядо беспамятства, как Ной, —нельзя. Ну, а еслидома, т.е. в своёмшатре?.. Мда! Однако, при болееглубоком размышлении, получается, прогресс невелик.

Если говорить о нашемотношении к Ною,то мысчитаем, что онбыл праведником, а всяистория, описанная в Библии,к историческиреальному Ною никакого отношения не имеет,ибо если Ной —праведник, то Богу,который есть, не былонеобходимости выставлять праведника в такомвиде, каким он представлен в Библии.

4. Почему нельзя молиться за царяИрода?

Кажется, отклонились от темы? —Да нет! Пушкин ведь не простопосмеялся над известной библейской историей. В отличиеот нас,его потомков, он посмеялся как истинный государственный муж, а не какчиновник-функционер, выполнявший социальный заказ.

Однако, вернёмся к «БорисуГодунову», к которомупоэт решительно приступает лишь где-толетом 1825 года,когда трагедия окончательно созрела, с однойстороны, —благодаря чтению «Истории государства Российского» Н.М.Карамзина, а с другой —в жизни,как сложившийся заговор будущих декабристов.

13 июля1825 года,он торжественно сообщит П. А. Вяземскому:

«Передо мной моя трагедия. Не могувытерпеть, чтобы не выписатьеё заглавия: «Комедия о настоящейбеде Московскому государству, о цареБорисе и ГришкеОтрепьеве писал раб Божий Александр сын Сергеев Пушкин в лето7333, на городищеВорониче». Каково?»

Этот момент можно считать началом претворения в жизньвеликого замысла. Ровно через три месяца он известит своего друга:

«Сегодня кончил вторую часть моей трагедии —всех, думаю, —будет четыре».

Ветхий и Новыйзавет, т.е. Библия —рядом. В том жеписьме П. Вяземскому от 13 сентября1825 года,касаясь характера Бориса, Пушкин замечает:

«Я смотрелна егос политическойточки, не замечаяпоэтической его стороны: я егозасажу за Евангелие,заставлю читать повесть об Иродеи томуподобное».

Почему поэт хотел заставить «читать повесть об Ироде»Бориса Годунова? На тобыли особые причины.

Вот характеристика царя Ирода изложенная Альбером Ревилем в егокниге «Иисус Назарянин»:

«Нужно было сознаться, что Иродбыл необычайным человеком; в продолжение33-хлет удивительное счастье сопровождало все егопредприятия и сделалоего неограниченным властелином Палестины. Царствование этого коронованного преступника, одновременно блестящее и мрачное,долго занимало умы историков.

Жестокий и надменныйпо отношениюк подчинённым,он обладал редким умением обращаться с людьмии способностьюочаровывать тех, кого имел основание бояться. Это качество не менееего сокрушительной энергии часто помогало ему выходить из затруднительныхобстоятельств.

Пылкий, снедаемый честолюбием, он терял всякую совестливость и жалость,когда ему казалось, что еголичный интерес может быть чем-нибудьнарушен: он мучил себя и былпалачом своей семьи.

От природыподозрительный, под влияниемобстоятельств он обратился почти в настоящегоманьяка. Хотя судьба благоволила к немуболее чем к кому быто ни было,но онбыл всё-таки одним из самыхнесчастных людей, и могобвинить в этомлишь самого себя.

Этот человек обладал холодной жестокостью, раздражительностью и подозрительностью;страстная любовь к властипревратила его впоследствии в отъявленногопалача.

Раб своих страстей, особенно безмерного властолюбия, эгоист до глубины души, он мучительно желал быть любимым, но никогдане умелзавоевать себе любви и ни разуне снискалсчастья.

Иногда ему удавалось испытать острую радость —выйти победителем из затруднительныхположений и тем спастисвоё самолюбие от укола,но затемсам себе он всегда портил торжество.

Самый блестящий успех может сделать человека счастливым, но егогложет червь сомнения или суеверия,если его мучат угрызения совести.

Он теряет тогда «свою душу», т.е. утрачивает способность жить сердцем; для негоостаётся недоступною составляющая счастье способность любить. Он лишается душевного спокойствия, и еслидаже ему удалось подчинить весь мир —на что нужнатакая жизнь».

Вот такой психологический портрет. Желание проникнуть в замыселПушкина в отношениихарактера Бориса Годунова привело к тому,что нашевнимание невольно обратилось на странноесходство психологического портрета Ирода Великого и И. В. Сталина,каким он предстаёт в современныхсредствах массовой информации. Такой психологический портрет вождя вдруг начали лепить все отечественныеи зарубежныеСМИ в первыегоды перестройки после длительного, почти после 20-тилетнего периода полного замалчивания всего, что касалосьжизни и деятельностиэтого великого человека.

Чтобы не бытьголословным —всего один пример якобы признания в последниегоды жизни Сталина маршалу Г. К. Жукову:

«Я самыйнесчастный человек на свете.Я боюсьсобственной тени»^[12].

Откуда это? Ответ на этотвопрос мы попытались поискать в областипсихиатрии и получилосьпримерно следующее. Скорее всего, хозяева средств массовой информации —работники идеологического отдела ЦК КПСС, посчитали, что поколение,знавшее И. В. Сталина не по «воспоминаниямсовременников», а по егоделам, в основномушло из жизнии потому,не долгодумая, они решили заново создать его «правдоподобный образ» для вступающихв жизньновых поколений. А посколькудля всякогоправоверного иудея, коими полны редакции всех наших газет и журналов(один Г. Бакланов —главный редактор журнала «Знамя» чего стоит^[13]), то для нихцарь Ирод —олицетворение абсолютного зла —смесь коварства, подозрительности и тщеславия.Поэтому неудивительно, что ихСталин стал так похож на царяИрода.

Читая характеристику Ирода, невольно проникаешься грустными мыслями по поводуисторических повторов. Народная мудрость гласит, что «характер —это судьба». Судьба Ирода несомненно заинтересовала Пушкина не менее,чем его характер.

«Прошло несколько лет с техпор, как Ирод объединялся с остаткамидома Асмонеев; он считал свой престол настолько прочным, что нашёлвозможным уступить настояниям Мариамны (жены Ирода) и еёматери и доверитьпервосвященство сыну последней, 16-летнемуотроку Аристовулу. Ирод надеялся, что такоймолоденький первосвященник не будетпользоваться никакой властью и окажетсявполне преданным. Но напротиввсякого ожидания, иерусалимское население привязалось к отроку-первосвященнику, своей юной красотой и наследственнымичертами напоминавшему наиболее почитаемых героев священной войны. Когда Ирод показывался публично, он встречал самый холодный приём, тогда как молодого первосвященника восторженно приветствовали радостными кликами. Ирод понял, что емугрозит большая опасность. Александра (мать Аристовула) почуяла, что идуменянинзамыслил чёрное дело и решиласкрыться со своимсыном. Но этоей не удалось:спустя несколько времени Аристовула постигла удивительно странная смерть. Однажды он купался и резвилсясо своимисверстниками, и тутнесколько мальчиков так долго продержали его голову под водой,что домойего принесли уже мёртвым. Александра не сомневалась,что еёсына умертвили приспешники Ирода».

Это всего лишь один эпизод из жизниИрода, но и ондостаточно хорошо объясняет, почему Пушкин хотел заставить Бориса Годунова читать повесть об иудейскомцаре Ироде. Вот почему Юродивый в трагедиив ужасекричит:

«Нет, нет! Нельзя молиться за царяИрода —Богородица не велит».

Да, отношения с Библиейу поэтасложные. Одно можно сказать определённо: он был один из немногихсовременников, понимавших истинную суть этого «небанального» литературного наследия специально написанного для древнихиудеев. В ужеизвестном письме к братуот 4 декабря1824 годаон замечает: «Библия для христианинато же,что историядля народа». Интересно проследить истоки этого высказывания, Пушкин собирает материалы к «БорисуГодунову»; изучает исторические документы, читает «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина, осмысливая ценность труда великого подвижника для будущихпоколений. А пока? —Пока он с грустьюзамечает, что народрусский, конечно же,истории своей не знаети знатьне может.Во-первых, потому что онпочти поголовно безграмотен, а, во-вторых, существующих книг по историидля широкогочтения немного. «История» жеКарамзина ещё только рождается и только-только пробивает дорогу к узкомукругу просвещённого читателя. Было былегкомыслием думать, что в Россииначала XIX векав средепросвещённой все поголовножаждали приобщиться к историческомупрошлому своих предков. Не случайнопоэт с горечьюзамечает в одномиз своихписем: «Мы ленивы и не любознательны!»

Пушкин не толькосамостоятельно занимался историческими исследованиями, но и оказывалсерьёзное влияние на формированиеподлинно исторического видения своих современников и взглядовКарамзина в частности.

«Библия для христианинато же,что историядля народа».Этой фразой (наоборот) начиналось прежде предисловие «Истории» Карамзина. При мнеон её и переменил».

Всего две строки частного письма, но какмного они могут сказать желающему понять не то,о чёмобычно говорят громко и открыто,а то,о чёмскромно умалчивают. Так как женаоборот?

Если «наоборот», сохраняя глубину содержания, то, вероятнее всего, будет: «История для народа,что Библиядля христианина».Но, скорее всего, Пушкин всё-таки имел ввиду перемену не формы,а содержанияи тогдапервоначально фраза Карамзина могла быть такой: «История для христианина,что Библиядля народа».

Если это так, то у Пушкинаполучилось содержательно глубже и точнее.Карамзин понял это и, несмотря на солиднуюразницу в возрасте(для 60-летнегоКарамзина 25-летнийПушкин был мальчишкой), —совет поэта принял. Наши предки не страдалифанаберией, свойственной их потомкам, и содержательнаяглубина мысли не всегдаопределялась величиною возраста. Это замечание, как бывскользь брошенное поэтом, многое проясняет в вопросе,«почему Пушкин Гёте и Шекспирапредпочитал Библии?». Подобные вещи можно понять лишь в определённомисторическом контексте.

Если отношение современников Пушкина к гомеровским«Одиссею» и «Илиаде»,как к собраниюдревнегреческих мифов было обычным явлением, то подобноеотношение к мифамВетхого и Новогозаветов не моглобыть принято общественным мнением как норма. Вопрос жео сопоставлениидревнегреческой и древнеиудейскойкультур несомненно интересовал современников поэта не толькос религиознойточки зрения. Искры этой отдалённой полемики долетают к намиз писемПушкина, и кое-что высвечивают нам, его потомкам.

23 февраля1825 годаон пишет Н. И. Гнедичу из Михайловского:

«Песни греческие прелесть и чудомастерства. Об остроумномпредисловии можно быпотолковать? Сходство песенной поэзии обоих народов явно —но причины?»

В чёмдело? Что означаютэти два вопроса? Что имелв видуПушкин, упоминая о сходствепесенной поэзии обоих народов и что означаетзагадочное —«но причины»?

Обо всёмэтом трактат писать надо. Он и написанв общеисторическомплане Л. Н. Гумилевым. В монографииЛ. Н. Гумилева «Этногенез и биосфераземли» изложена теория формирования этнических полей, обладающих только им присущей частотой (ритмом). Эта теория помогает уловить суть дела: когда два содержательно разных этнических ритма накладываются друг на друга,то возникаетлибо симфония либо какофония. Греки и иудеи —два разных этноса, носители двух различных по содержаниюкультур. До походов Александра Македонского эллины не зналииудеев, но в селевкидскойСирии и птолемеевскомЕгипте они оказались соседями. Иудеи изучали Платона и Аристотеля,эллины —Библию в переводена греческийязык^[14]. Так под покровительствомПтолемеев был сделан перевод Торы (Пятикнижие Моисеево) на греческийязык, получившее название Септуагинты^[15] (так называемый перевод семидесяти толковников).

Адьбер Ревиль в упоминавшейсявыше книге «Иисус Назарянин» сообщает, что, несмотря на некоторыенедостатки, перевод послужил для иудействаоткрытым мостом, через который оно вышло из своейтесной ограды и распространилосьпо всемугреко-римскому миру. Л. Н. Гумилев отмечает, что обаэтноса были талантливы и пассионарны(т.е. активны),но из слияниядвух различных по содержаниюмироощущений возник гностицизм —антисистемная идеология, особое религиозно-философское течение. Гностики полагали, что духовныеистоки человека —непознаваемы.

Именно гностицизм положил начало другой могучей и свирепойантисистеме —манихейству. Гумилев на основесложившегося у негомиропонимания прослеживает развитие этой системы и объясняетпричины её «свирепости».

«Зло вечно. Это материал, в томчисле и оживлённыйдухом, т.е. живая плоть. Дух мучается в тенетахматерии, следовательно, его надо освободить от плоти.Отсюда зло —это вообще всё видимое:храмы, иконы, живая природа и телалюдей. Весь многоцветный мир достоин только ненависти. Кажется логичным, что самымпростым выходом для манихеевбыло бысамоубийство, но какподлинные представители метафизического идеализма, они ввели в своюдоктрину учение о переселениидуш. Смерть, по ихмнению, ввергает самоубийцу в новоерождение со всемивытекающими отсюда неприятностями. В чём жеспасение? А надоубить в себежелания, т.е. возненавидеть жизнь. Для этогонадо всячески отравлять её себе и другим,надо стараться сделать жизнь на Землеотвратительной. С этойцелью запрещались все чистыерадости плоти, примиряющие человека с жизнью:брак, основанный на добротеи доверии,любовь к Родине,детям, природе. А бездумныйгрязный разврат поощрялся. Что жекасается чести, нравственности, то всё,что естественно,полностью упразднялось. Лги, предавай, лжесвидетельствуй, но не выдавайтайну! —вот что вменялосьв качествепринципа поведения. Во имявеликой цели —достижения полного отвращения к жизни —все средствасчитались достойными; будь то убийство,мучительство, ложь, разврат.

Манихейские общины, возникнув в МалойАзии, на границес мусульманскиммиром, двигались в Европучерез Балканы и Испанию.В ЮжнойФранции, например, где жило смешанное христианско-арабо-еврейское население, и гдевыходцы из иудеевсоставили значительную часть дворянства, центром манихейства стал город Альби, из-зачего французских манихеев стали называть альбигойцами, наряду с ихгреческим названием —катары, т.е.: «чистые». В Италииманихеи в целяхмаскировки называли себя патаренами, т.е. «ткачами»».

На самомделе манихеи были такими же«ткачами», как и возникшиепозднее масоны —«каменщиками».

Ну вот, кажется, мы и добралисьдо «вольных каменщиков», а так жеи техосновополагающих «нравственных» принципов, которые лежат в основеих мироощущения. Стоит ли удивляться, что подобноемироощущение, даже добротно замаскированное цветастыми обёртками из популярныхлозунгов о свободе, равенстве и братстве, вызывало неприятие в душеПушкина. Нет, не моглимасоны с ихиудейской символикой строителей храма Соломона, с ихлицемерным и мрачнымдухом единомыслия, одурачить трезво смотрящего на жизнь,умеющего различать даже малейшую фальшь, поэта. И еслив 1821 годуссора между «двигателями прогресса» и первымпоэтом России могла возникнуть всего лишь на почверазличия в нравственныхоценках некоторых фактов современной истории без ихглубинного осмысления, то спустячетыре года в периоддолгой ссылки в Михайловскоми, особенно после трагедии, разыгравшейся на Сенатскойплощади, Пушкин уже продвигался к истинене столькоот фактов,сколько от осмысленияпричин, порождающих те или иныепроблемы в развитииисторических процессов. А для этогоему необходимо было разобраться не тольков самихпроцессах, которые разворачивались в концеXVIII, начале XIX вековв Европеи России,но такжеи в силах,приводящих эти процессы в движение.Масоны были силой могущественной и тайной,что способствовалоих эффективному проявлению в определённойисторической ситуации.

Сейчас, спустя два столетия, многое в этойтайне, сокрытой туманом словесной лжи, специально извращается в угодутем тенденциям,которые стали к концуХХ века определяющими в развитиимирового сообщества. И этоявление не случайное,а закономерное,поскольку противоборствующие силы на современномэтапе исторического развития более четко определились по своейклассовой сущности. Тогда же,в концеXVIII века,столь чёткой поляризации сил не было,и, следовательно, не былои необходимостив ихглубокой маскировке. Народным массам масонские тайны были не интересныв силуих низкого образовательного уровня, а для привлеченияна своюсторону возможно больше представителей «элиты» масоны были вынуждены часть своих тайн приоткрывать.

«Неудивительно, —как писал Кропоткин, —что и во Франции,и в Россиимногие просвещённые современники прекрасно знали, «что все выдающиесядеятели французской революции принадлежали к франкмасонам,Мирабо, Бойи, Дантон, Робеспьер, Марат, Кондорсе, Бриссо, Лоланд н др. — все входилив братство«вольных каменщиков», а герцогОрлеанский (назвавший себя во времяреволюции «Филипп Равенство») оставался великим национальным мастером масонского братства вплоть до 13 мая1793 года.Кроме того, известно также, что Робеспьер,Мирабо, Лавуазье и многиедругие принадлежали к однойиз самыхреакционных лож —ложе иллюминатов, основанной Вейсгауптом».

Пушкин, как показало его литературное наследие, в отношениифактов был человек весьма аккуратный и даже,можно сказать, дотошный. Вряд ли можно сомневаться, что онхорошо разбирался во всехмистериях тайных обществ. Ему нетрудно было понять, что большинствомасонских легенд сочинено под влияниемиудейских религиозных мифов и что не случайно«Великим Архитектором Вселенной» стал иудейский бог Яхве, а егоимя вписывается внутри иудейско-сионистского и вместес тем важнейшегомасонского символа —шестиконечной звезды Давида, которая обладает якобы тайной магической силой. Семисвечник из синагогив «масонстве изъявляет то тесноеи неразрывноеединство, существующее между братьями-каменщиками, кои хотя и разныестепени имеют, но все по одномуправилу действуют и на единомосновании создают».

Всё этосейчас можно прочесть в монографииСоколовой Т. «Русское масонство и егозначение в историиобщественного движения», а такжев книгеП. П. Кропоткина —«Великая французская революция 1799 —1793 гг.»

Во временаА.С.Пушкина этих и другихисточников по масонамещё не былои, тем не менее,их тайны были более доступны, но —только для посвящённых.

Почему жемы так уверенно говорим о том,что Пушкинразобрался в первоисточникемасонских легенд? Дело в том,что легендао строительствехрама Соломона —легенда о Хираме —сыне вдовы (масоны именуют себя «детьми вдовы») изложена в ВетхомЗавете, в Третьейкниге Царств (главы: 5 —9). Как мы убедились выше, Пушкин особенно внимательно читал Библию в периодподготовки и в процессеработы над «Борисом Годуновым». Именно в третьейкниге Царств и нашёлон нужную концовку, адекватную замыслу трагедии.

Вот теперь, принимая во вниманиевышеизложенное, можно понять, кого имел в видуПушкин, когда называл беженцев из Греции«пакостным народом, состоящим из разбойникови лавочников…толпою трусливой сволочи, у которойнет никакого представления о чести,никакого энтузиазма». Конечно, во временаПушкина не былоработ, подобных работам Л.Н.Гумилёва, объясняющих природу становления и развитияразличных этносов^[16]. Однако, гений поэта обладал не простоисторическим видением, а настоящимисторическим предвидением. Судите сами, 6 декабря1825 годав письмеПлетнёву из Михайловскогоон пишет:

«Душа! Я пророк,ей Богу пророк. Я АндреяШенье велю напечатать церковными буквами во имяОтца и Сына —выписывайте меня красавцы мои, а не тоне я прочтувам трагедию свою».

Не прошлои месяца,как настоящую трагедию жертвам заговора уже читал действительно не Пушкин.

5. Ахилл в вертепеКентавра

Более понятными стали и двавопроса, изложенные потом в письмеН. И. Гнедичу 23 февраля1825 года.Но особеннопонятным —до прозрачности становится «Послание Гнедичу», которое относится к 1832 году.

С Гомеромдолго ты беседовал один,
Тебя мы долго ожидали…

За семьлет да этого послания:

«Брат говорил мне о скоромсовершении вашего Гомера. Это будет первый классический, европейский (заметьте, не русский,а европейский:прим. авт) подвиг в нашемотечестве (и, вдруг, странная добавка: авт.) —чорт возьми это отечество».

На первыйвзгляд, в посланииГнедичу много иронии. Но этотолько на поверхностныйвзгляд тех, кто не желаетвникнуть в сутьборьбы различных кланов и группировоквокруг всегда политически острого творчества Пушкина.

И светелты сошёл с таинственныхвершин
И вынеснам свои скрижали.
И что ж?Ты нас обрёл в пустынепод шатром,
В безумствесуетного пира,
Поющих буйну песнь и скачущихкругом
От нассозданного кумира.
Смутились мы, твоих чуждаяся лучей
В порывегнева и печали
Ты проклял ли, пророк, бессмысленных детей,
Разбил ли ты свои скрижали?

Вот как эта легенда о взаимоотношенияхнарода Израиля и егобога передана в Библии(Второзаконие, глава 9) в изложенииот имени^[17] пророка Моисея:

Второзаконие 9, 15-17.

«15 Я обратилсяи пошелс горы,гора жегорела огнём; две скрижали завета были в обеихруках моих;

16 и виделя, что высогрешили против Господа, Бога вашего, сделали себе литого тельца, скоро уклонились от пути,которого [держаться] заповедал вам Господь;

17 и взяля обескрижали, и бросилих из обеихрук своих, и разбилих пред глазами вашими».

В посланииГнедичу хорошо просматривается некоторая ирония в отношениимифологизированного сознания иудеев. И дажеесли он и соглашаетсяв своёмписьме с Гнедичемв «отношении сходства песенной поэзии обоих народов», то причинык созданиюмифов еврейского и греческогонародов он видит «совершенно различными».

Попробуем разобраться в подлинныхпричинах создания «песенного эпоса древних иудеев» —и преждевсего претендующего на этотстатус —Ветхого Завета. Зачастую причины религиозных воззрений народов лежат в сфересоциально-экономического характера.

Отвечая Гнедичу на вопрос:«Разбил ли ты свои скрижали?» —Пушкин по сутиговорит об истинныхпричинах создания Библии, ибо, именно в неймногие исторические события искажены, дабы утаить истинную цель её создателей. У Пушкинаесть своё понимание истинных целей тех, кто опекал Моисея:

О, ты не проклялнас. Ты любишь с высоты
Скрываться в теньдолины малой
Ты любишь гром небес, а такжевнемлешь ты
Жужжанью пчёл над розой алой,

О том,как любят уходить в «теньдолины малой», т.е. прятаться за спиныдругих деятели, имена которых, в отличиеот имениМоисея, не сохранились,распространяться не стоит.А вотчто означаетвыражение «но такжевнемлешь ты жужжанью пчёл» в контекстепослания пояснить следует.

В годнаписания «Послания» Пушкин специальным письмом сетует А. Х. Бенкендорфу:

«… литературная торговля находится в рукахиздателей “Северной пчелы”; критика, как и политика,сделались их монополией. От сеготерпят бедственный ущерб все литераторы,не находящиесяв приятельскихотношениях c издателями “Северной пчелы”.»

Кто жеэти издатели? Они хорошо известны: Булгарин, Греч, Сенковский —именно они были инициаторами литературной травли Пушкина. Поэтому поэт с ирониейдалее продолжает:

Таков прямой поэт. Он сетует душой
На пышныхиграх Мельпомены
И улыбаетсязабаве площадной,
И вольностилубочной сцены.

Очень актуален в этойчасти Пушкин и останетсяактуальным до тех пор, пока дух торгашества не будетизгнан из цехалитераторов и другихтворческих работников. Ведь и в нашевремя всегда есть те, кто готов писать о чёмугодно, лишь быхорошо платили. О такихПушкин замечает:

То Рим его зовёт, то гордыйИлион,
То скалы старца Оссиана,
И с дивнойлёгкостью меж тем летаетон
Вослед Бовы или Еруслана.

«Скалы старца Оссиана» —выражение, используемое как правило, с ирониейв отношениибольших затрат без всякойпользы. Хорошо известно, что представители«богоизбранной нации» много преуспели в миссиине только«экономических», но и «культурных»посредников между различными народами. В любомслучае они всегда имели от этоймиссии прямой гешефт. Так было во временаПушкина, ничто не изменилосьи в нашидни. Гинзбург, Маршак, Пастернак больше преуспели в переводах,чем в собственномтворчестве.

Однако, роль культурного посредника много сложнее роли торгаша. Она требует не простохорошего знания языка, но ещёи глубинногоосвоения духовных корней народа, в культурекоторого пытается творить посредник, поскольку «… язык —это не толькословарь, но и сущность.Не способобщения, но нация,то естьнациональная культура, такая жеорганичная как род, племя».^[18]

Вот только один пример.

Советский читатель знаком с сонетамиШекспира во многомблагодаря переводам С. Я. Маршака. Сонет № 146:

Моя душа, ядро земли греховной,
Мятежным силам отдаваясь в плен,
Ты изнываешь от нужды духовной,
А тратишьсяна росписьвнешних стен.

А вотхорошо известное начало пушкинского «Пророка»:

Духовной жаждою томим,
В пустынемрачной я влачился,
И шестикрылыйсерафим
На перепутьемне явился.

Понятно, что слова«дух», «духовный» в русскоми английскомнациональном восприятии не могутотличаться сильно друг от друга.Но, если для англичанина,употребляющего универсальный глагол «to want» (хотеть, желать, нуждаться) простительно не отличатьоттенки между «жаждой» и «нуждой»,то словосочетание«духовная нужда» —не можетне резатьслуха русского человека

Пушкин это прекрасно чувствует и потомув ужеупомянутом выше письме Гнедичу, задорно и с ирониейвопрошает переводчика:

«Но, отдохнув после Илиады, что предпримитеВы в полномцвете гения, возмужав в храмеГомеровом, как Ахилл в вертепеКентавра?»

«Почему с иронией?» —спросит возмущенный читатель.

По преданию,отец Ахилла, Пелей, отдал сына на воспитаниесвоему другу, кентавру Хирону. А кормилХирон Ахилла мозгами медведей и печеньюльвов.

Все слова,аллегории, метафоры не случайныв эпистолярномнаследии Пушкина. Читать его письма мало; необходимо ещё знать столько, сколько знал Пушкин, чтобы прочесть эти письма. И в егописьмах иногда важно не толькослово, но дажебуква, а потомупонять истинную оценку, которую она даёт своим респондентам, —не просто.

«Я ждуот Васэпической поэмы, —обращается он к Гнедичус требовательнойукоризною, —“Тень Святослава скитается не воспетая”, —писали Вы мне когда-то. А Владимир?А Мстислав?А Донской?А Ермак?А Пожарский?»

Так Пушкин даёт понять, что в Россиисвоих героев достаточно: их не меньше,чем в Грецииили в древнемИзраиле или Иудее —и далее —одной лишь буквой он всё ставитна место:«История народа принадлежит Поэту».

Внимательно изучая переписку Пушкина, нам ни разуне удалосьвстретить (за исключениемданного письма), чтобы слово «поэт» было написано с большойбуквы. В данномслучае Пушкин даёт понять Гнедичу, что воспетьисторию своего народа (а не перевестичужие песни), дано лишь большому поэту, и тогдавыражение «в полномцвете гения» рядом с «Поэтом»звучит почти как насмешка.

«Специалисты-пушкиноведы» обольют дилетантов^[19] ядом презрения за такую«насмешку» и приведуттьму аргументов, доказывающих исключительно уважительное отношение Пушкина к Н. И. Гнедичу.Но интересно,как быони прокомментировали такую оценку Пушкиным перевода «Илиады», сделанные Гнедичем:

Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
Боком одним с образцомсхож и егоперевод.

И всё-таки, без пониманиявсех обстоятельств и связанногос нимивремени, даже обращение типа «милостивый государь, Вашего превосходительства покорнейший слуга Александр Пушкин» к главетретьего отделения А. Х. Бенкендорфу мало что можетпрояснить. А воттри строчки «Евгения Онегина» с необычнымпушкинским примечанием дают убедительные доказательства насмешливого отношения Первого Поэта к поэтическимупражнениям Н. И. Гнедича. Итак, хорошо известное хрестоматийное начало сорок седьмой строфы первой главы романа:

Как часто летнею порою
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою…

— неожиданнодля читателясопровождается поразительно многословным Примечанием:

«Читатели помнят прелестное описание петербургской ночи в идиллииГнедича:

Вот ночь; но не меркнутзлатистые полосы облак.
Без звёзди без месяцався озаряется дальность.
На взморьедалёком сребристые видны ветрила
Чуть видных судов, как по синемунебу плывущих.
Сияньем безсумрачным небо ночное сияет,
И пурпурзаката сливается с златомвостока:
Как будто денница за вечеромследом выводит
Румяное утро. —Была то годиназлатая,
Как летние дни похищают владычество ночи;
Как взор иноземца на северномнебе пленяет
Слиянье волшебное тени и сладкогосвета,
Каким никогда не украшенонебо полудня;
Та ясность, подобная прелестям северной девы;
Которой глаза голубые и алыещёки
Едва оттеняются русыми локон волнами.
Тогда над Невой и надпышным Петрополем видят
Без сумракавечер и быстрыеночи без тени;.
Тогда Филомела полночные песни лишь кончит
И песнизаводит, приветствуя день восходящий.
Но поздно;повеяла свежесть на невскиетундры;
Роса опустилась ................
Вот полночь: шумевшая вечером тысячью весел,
Нева не колыхнет;разъехались гости градские;
Ни гласана бреге;ни зыбина влаге,все тихо;
Лишь изредка гул от мостовпробежит над водою;
Лишь крик протяжённый из дальнейпромчится деревни,
Где в ночьокликается ратная стража со стражей,
Всё спит......................»

Ну, как? Понятно, что тяжелочитать столь напыщенное, да ещё гекзаметром изложенное описание белых ночей. Как правило, кроме специалистов, никто его и не читает.Но уж,пожалуйста, потрудитесь прочесть полностью, так как сам Пушкин, ценивший «краткость, как сестру таланта» не толькопрочёл, но и переписалвсю эту поэтическую вычурность в примечание.Зачем? Нам представляется, —с единственнойцелью —показать, как писать не следует. Предметный урок не толькодля егосовременников, но и потомков.А что касается«насмешки», то здесьлучше, чем наш современник —русский поэт А. Горбунов, пожалуй, и не скажешь:

Пытаясь тщетно перенять
Чужих мелодий завитушки,
В трясинеквакают лягушки…
Им тоже хочется летать!^[20]

Ну, а в концеписьма Гнедичу —о самойторгашеской сущности, о том,во имячего пишутся сами «песни» и «остроумныепредисловия» к ним.

«Когда Ваш корабль, нагруженный сокровищами Греции, входит в пристаньпри ожиданиитолпы, стыжусь говорить о моеймелочной лавке № 1.Много у меняначато, ничего не кончено.Сижу у моря,жду перемены погоды. Ничего не пишу,а читаюмало, потому что Вымало печатаете».

Тут что ни слово,то загадка,однако, понять можно —при желании.«Корабль, нагруженный сокровищами» —может быть только торговым кораблем, а лавка,хоть и «мелочная»,но всё-таки под номером«первым». Каково?! Здесь «унижение паче гордости» и… обвинение в торгашестве.

«Ну, уж и обвинение,да ещё и в торгашестве», —возмутится проницательный читатель.

«Именно в торгашестве», —поскольку Пушкин, может один из немногихсовременников, обладая прозорливостью гения, прекрасно разбирался не тольков художественныйдостоинствах Библии, но понимали социально-экономические причины её создания.

«В началебыло дело»^[21], —к такомувыводу приходит Фауст у Гёте,постигнув глубинную сущность самого эзотерического произведения «Нового Завета» —«Евангелие от Иоанна»^[22]. Пушкин не вступалв «единоборствос Гёте»,как это посчитал В. Бурсов^[23]. Пушкин пошёл дальше Гёте и при внимательномознакомлении с ВетхимЗаветом, назвал это «дело» —«торговым», о чёми высказалсяв комментируемомздесь письме Н. И. Гнедичу от 28 февраля1825 года.Если у кого-тоесть сомнения на сейсчёт, —пусть внимательно прочтёт первую книгу Торы —«Бытие», после чего получит убедительное доказательство того, что всяона пронизана славословием духу торгашества. Истории, так красочно в нейописанные, внушают читателю, что продаётся и покупаетсявсё: от правапервородства и отеческогоблагословения отдельной личности до свободы целого народа. В данномслучае —египетского. Цены устанавливаются соответственно: от тарелкичечевичной похлёбки до собственной родной земли.

«И купилИосиф всю землю Египетскую для фараона,потому что продалиегиптяне каждый своё поле; ибо голод одолевал их» (Бытие, 47:20).

«Да разбирался ли Пушкин в экономике?» —возразит читатель-скептик.

Есть прямые свидетельства интереса поэта к трудамего современников-экономистов. Что жекасается самих проблем экономики, то представляется,изучал он их —«по первоисточникам»,а не по газетнымстатьям. Так, характеризуя познания Онегина в этойобласти, он словно бымимоходом замечает:

Бранил Гомера, Феокрита,
Зато читал Адама Смита
И былглубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет
И чемживёт и почему
Не нужнозолото ему
Когда простой продукт имеет.

«Простой продукт» выделено петитом самим поэтом не случайно,что говорито егоглубоком знании предмета не в примермногим нашим современникам, считающим, что ростсбережений населения, а не «простогопродукта», годного к употреблению,свидетельствует о том,что «государствобогатеет». На самомделе данный факт говорит лишь о ростеинфляции в стране,в которойкредитно-финансовая система (КФС) замкнута по отношениюк глобальнойКФС.

Ну, это все свидетельствонегативного отношения поэта к «культурному»посредничеству представителей «богоизбранной» нации. Что ж,есть в письмахПушкина недвусмысленное выражение такого отношения и к их«экономическому» посредничеству.

В феврале1825 годав письмек братуЛ. С. Пушкину из Михайловского:

«У меняпроизошла перемена в министерстве:Розу Григорьевну я принуждёнбыл выгнать за непристойноеповедение и слова,которых не долженя былвынести. А то быона уморила няню, которая начала от неёхудеть. Я велелРозе подать мне счёты. Она показала мне, что за двагода (1823 и 4)ей ничего не платили(?).И считаетпо 200 руб.на год,итого 400 рублей, —По моемусчёту ей следует 100 руб.Наличных денег у ней300 р. Из оных100 выдамей, а 200 перешлюв Петербург.Узнай и отпишиобстоятельно, сколько именно положено ей благостыни и заплаченоли что-нибудьв этидва года. Я нарядилкомитет, составленный из Василья,Архипа и Старосты.Велел перемерить хлеб и открылнекоторые злоупотребления, т.е. несколько утаенных четвертей. Впрочем, она мерзавка и воровка.Покамест я принялбразды правления».

Факт примечательный. Многие русские дворяне имели в качествеуправляющих своих имений евреев, и не былоболее «страшных посредников», чем эти хитрые и изворотливыедельцы, прекрасно знающие конъюнктуру торгового дела в России.Многим «высокородным» помогли они разориться, а себесоставить изрядный капитал. Не удивительно,что и у Пушкинабыли причины относиться к нимс большимнедоверием и презрением.

В сентябре1832 годапоэт в Москвепо деламнаследства своей жены у П. В. Нащокина.Он регулярно пишет Наталье Николаевне и делитсясвоими впечатлениями о нравахмосковского дворянства:

«Нащокин мил до чрезвычайности. У негопроявились два новые лица в числечелядинцев. Актёр, игравший вторых любовников, ныне разбитый параличом, и совершенноодуревший, монах, перекрест из жидов, обвешанный веригами, представляющий нам в лицахжидовскую синагогу и рассказывающийнам соблазнительные анекдоты о московскихмонашенках, (…) Каков отшельник? Он смешит меня до упаду, но не понимаю,как можно жить окружённым такою сволочью».

Да, что и говорить,эпитеты далеко не лестныепо отношениюк представителям«богоизбранного» народа. Если жепривести здесь некоторые оценки, дающие представление о егопонимании «еврейского вопроса», не потерявшегоактуальности и в нашидни:

Гляжу: гора. На тойгоре
Кипят котлы, поют, играют,
Свистят и в мерзостнойигре
Жида с лягушкоювенчают^[24],

— топри желании,можно даже обвинить Пушкина в антисемитизме.Однако достаточно ознакомиться с егоэпиграммой на Булгарина,чтобы убедиться, что такоеобвинение не выдерживаетникакой критики:

Не тобеда, что тыполяк:
Костюшко лях, Мицкевич лях!
Пожалуй, будь себе татарин, —
И тутне вижуя стыда;
Будь жид —и этоне беда;
Беда, что тыВидок Фиглярин.

Нет, не по национальномупризнаку отрицал Первый Поэт России представителей «богоизбранного» народа. На тобыли особые причины, которые можно понять, познакомившись с нравственнымиустановками Пушкина, изложенными в письмек Л. С. Пушкинув октябре1822 года.

В нёмпоэт даёт советы вступающему в жизньмладшему брату. Не стоитзабывать, что советыэти следует отнести на счётпредставителей «высшего света», т.е. того круга людей, от которогозависела карьера молодого дворянина.

«Тебе придётся иметь дело с людьми,которых ещё не знаешь.С самогоначала думай о нихвсё самоеплохое, что толькоможно вообразить: ты не слишкомсильно ошибёшься. Не судио людяхпо собственномусердцу, которое, я уверенблагородно и отзывчивои, сверх того, ещё молодо; презирай их самым вежливым образом: это —средство оградить себя от мелкихпредрассудков и мелкихстрастей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлениитвоём в свет^[25]. Будь холоден со всеми;фамильярность всегда вредит; особенно жеостерегайся допускать её в обращениис начальниками,как быони ни былилюбезны с тобой.Они скоро бросают нас и радыунизить, когда мы меньше всего этого ожидаем. Не проявляйуслужливости и обуздывайсердечное расположение, если оно будет тобой овладевать; люди этого не понимаюти стихийнопринимают за угодливость,ибо всегда рады судить по себео других.Никогда не принимайодолжений. Одолжение, чаще всего, —предательство. Избегай покровительства, потому что этопорабощает и унижает^[26].

Я хотел быпредостеречь тебя от обольщенийдружбы, но у меняне хватаетрешимости ожесточить тебе душу в порунаиболее сладких иллюзий^[27].

То, что я могусказать тебе о женщинах,было бысовершенно бесполезно. Замечу только, что чемменьше любим мы женщину, тем вернееможем овладеть ею. Однако, забава эта достойна старой обезьяны XVIII столетия.Что касаетсятой женщины, которую ты полюбишь, от всегосердца желаю тебе обладать ею.^[28]

Никогда не забывайумышленной обиды, —будь немногословен или смолчии никогдане отвечайоскорблением на оскорбление^[29].

Если средства и обстоятельстване позволяюттебе блистать, не старайсяскрывать лишений, скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем какмелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойнымпрезрения^[30]».

И заканчиваетэто письмо Пушкин советом:

«Никогда не делайдолгов; лучше терпи нужду; поверь, она не такужасна, как кажется, и, во всякомслучае, она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослытьтаковым. Правила, которые я тебепредлагаю, приобретены мною ценой горького опыта. Хорошо, если быты мог их усвоить, не будучик томувынужден».

Столь подробное изложение этих правил нам представляется необходимым, во-первых, потому что в нихвиден человек в 23 годасформировавшийся совершенно, а, во-вторых, благодаря этим правилам, можно лучше понять неприятие Пушкиным той нравственности, которая отчуждает человека от егочеловеческой сущности. Корни этого отчуждения лежат в духеторгашества, который формируется в человекепод воздействиемпрактической потребности и своекорыстия.

6. А. С. Пушкин —«К еврейскомувопросу»

Пусть читателю не покажетсястранным, но современникамиПушкина были не толькоГёте и Карамзин,но и Маркс.Прокомментированное выше «Послание Гнедичу», написанное в 1833 году,увидело свет лишь в 1841 год.Через два года двадцатипятилетний Маркс напишет работу «К еврейскомувопросу», в которойон специально заострит внимание на духеторгашества, который свойственен еврейству. Но толи он действительно не понимал,то лине захотелпонять того, что донего уже понял Первый Поэт России: источником духа торгашества является Библия. Будучи внуком двух раввинов Маркс, конечно знал «Ветхий» и «Новый»заветы, а занимаясьисследованием законов развития общества, должен был быпонимать и социально-экономические причины, побудившие хозяина еврейства к созданиюБиблии. Но ужев самомначале статьи Маркс даёт читателю понять, что не будетискать источника духа торгашества в Библии:

«Поищем тайны еврея не в егорелигии, —поищем тайны религии в действительномеврее».

И послетакого введения переводит решение вопроса в чистомирскую область:

«— Какова мирская основа еврейства?» —спрашивает Маркс и самсебе отвечает:

— Практическаяпотребность, своекорыстие.

— Каковмирской культ еврея?^[31]

— Торгашество!

— Ктоего мирской бог?

— Деньги!

— Что являлось,само по себе,основой еврейской религии?

— Практическаяпотребность, эгоизм!^[32]

Деньги, —продолжает Маркс, —это ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должнобыть никакого другого бога. Деньги низводят всех богов человека с высотыи обращаютих в товар.Деньги —это всеобщая, установившаяся как нечто самостоятельное, стоимость всех вещей. Они потому лишили весь мир —как человеческий мир, так и природуих собственной стоимости. Деньги —это отчуждённая от человекасущность труда и егобытия; и этачуждая сущность повелевает человеком и человекпоклоняется ей».

Однако, деньги, сами по себе(и кредитно-финансовая система, основой которой они являются) не могутбыть ни плохими,ни хорошими,поскольку в процессепродуктообмена они действительно являются всего лишь «отчуждённой от человекасущностью» —своеобразной технологической средой. А вопрос,на которыйМаркс почему-тоне захотелответить, совсем в другом —что этоза мировоззрение,на основекоторого сформировалась кредитно-финансовая система, обращающая в рабствовсех людей, в томчисле и евреев,после чего «эта чуждая сущность начала повелевать человеком и человекстал поклоняться ей». В отличиеот Маркса,Пушкин хотя и опосредованно(насколько позволял жанр пьесы) —в поэтическойформе ответил на этотвопрос и показал,что такоемировоззрение формируется Библией.

Так в «Скупомрыцаре» он даёт портрет не простоеврея-аптекаря, любящего деньги, но и ростовщикаЖида, который делает деньги «из воздуха».И хотявнешне в сценевстречи ростовщика-жида с рыцаремАльбером всё происходитпочти как у Маркса,

ЖИД

Деньги? —деньги
Всегда, во всякийвозраст нам пригодны;
Но юношав нихищет слуг проворных
И, не жалеяшлёт туда, сюда.
Старик жевидит в нихдрузей надёжных
И бережётих, как зеницу ока.

АЛЬБЕР

О! Мой отец не слуги не друзей
В нихвидит, a господ; и самим служит,
И как жеслужит? как алжирский раб,
Как пёс цепной.

— тем не менее,за 14 летдо Маркса Пушкин в этой«маленькой трагедии», обвинив в бесчеловечномзаговоре жида-ростовщика с жидом-аптекарем, ответил на вопросо природемировоззрения, которое формирует такие психологические типы. Уверенный в могуществеденег, ростовщик-еврей предлагает рыцарю услуги жида-аптекаря.

ЖИД

Смеяться вам угодно надо мной —
Нет; я хотел…быть может, вы… я думал,
Что ужбарону время умереть.

АЛЬБЕР

Как! отравить отца! и смелты сыну…
Иван! держи его. И смелты мне!…
Да знаешь ли, жидовская душа.
Собака, змей! что я тебесейчас же
На воротахповешу.

По сутиПушкин здесь выносит смертный приговор ростовщичеству, а двагода спустя —в «ПодражанииДанте» —объясняет, почему приговор так суров:

И далемы пошли —и страхобнял меня.
Бесенок под себяподжав копыто,
Крутил ростовщика у адскогоогня.

Горячий капал жир в копчёноекорыто,
И лопална огнепечёный ростовщик.
А я:«Поведай мне: в сейказни что сокрыто?»

Вергилий мне: «Мой сын, в сейказни смысл велик;
Одно стяжание имев всегда в предмете,
Жир должников сосал сей злой старик

И ихбезжалостно крутил на нашемсвете.

Согласитесь, что такиеоценки Марксу не под силу.

Обращая внимание на рольденег в человеческомобщении, мы это делаем не случайно,поскольку сегодня явно просматривается политика на усилениероли этой «отчуждённой сущности бытия» в качествеприоритетной общественной ценности и потомухотелось бы,чтобы руководство страны предвидело возможные последствия такого понимания нравственности.

«Воззрение на природу,складывающееся при господствечастной собственности и денег,есть действительное презрение к природе,практическое применение её; природа хотя и существуетв еврейскойрелигии, но лишьв воображении».

И всё-таки Марксу в статье«К еврейскомувопросу» не удалосьсовсем обойти вниманием еврейскую религию:

«То, что в еврейскойрелигии содержится в абстрактномвиде —презрение к теории,искусству, истории, презрение к человеку,как самоцели, —это является действительной, сознательной точкой зрения денежного человека, его добродетелью».^[33]

Из той жеработы Маркса можно понять, почему евреи, как правило, являются всего лишь интерпретаторами чужого и редкоспособны создавать своё в силурелигиозных воззрений, свойственных их атеизму, из которогои следует«презрение к теории,искусству, истории». И Маркс(был моложе Пушкина на 19 лет),словно следуя за великимрусским поэтом, пытается объяснить, почему «корабль Гнедича» может перевозить лишь «чужие сокровища».

Чтобы «воспеть тень Святослава, Владимира или Мстислава»,мало питаться «мозгами медведей», надо быть ещё и в душерусским.

«Химерическая национальность еврея есть национальность купца, вообще денежного человека», —заключает Маркс.

Понятно, напиши что-либоподобное русский или представительлюбой другой нации в нашевремя, а не 150 летназад, ярлык националиста, шовиниста и антисемитаему был быобеспечен. Но главноедругое —это никогда не тольконе могло быбыть напечатано многомиллионными тиражами, но и никогдане увидело бысвета, как и многоеиз того,что написаноПушкиным, окажись он нашим современником. Но еврейМаркс, который как никто знал еврейство, имел право даже на такуюхарактеристику:

«Еврейство не моглосоздать никакого нового мира; оно могло лишь вовлекать в кругсвоей деятельности новые, образующиеся миры и мировыеотношения, потому, что практическаяпотребность, рассудком которой является своекорыстие, ведёт себя пассивно и не можетпроизвольно расширяться; она (практическая потребность) расширяется лишь в результатедальнейшего развития общественных отношений» (К. Маркс,Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 411).

Это высказывание Маркса следует понимать как своеобразное пояснение Пушкину тщетности того, чего ожидал он услышать от Гнедича.Разумеется, что Пушкин,как и Маркс,отрицая еврея не по национальномупризнаку, а по томудуху практической потребности, эгоизму, который всегда сопутствует торгашеству, сумел почувствовать этот дух торгашества сквозь красивую масонскую упаковку, на которойв видерекламы привлекательно смотрелись лозунги свободы, равенства и братства.

Ещё в началеXIX векаон понял, что «грузбогатый шоколата» —не для русскогонарода. Ну, а болезнь,даже «модная», если она к тому жеещё и «подарена» —так, что с того;кто ею заболел —переболеет да и поправится(если не помрёт).Поэт понимал, что Россиинужно лекарство от своихсобственных болезней, а чужие,да ещё «модные»?

«Всё утопить», —решает пушкинский Фауст.

Исторические пути движения в Россиюносителей «модной болезни» были хорошо известны Пушкину. Реальные же,то естьэкономические причины их миграции из Испаниистолетие спустя в художественнойформе последовательно изложит большой популяризатор космополитизма в «Испанскойбалладе»^[34] —Лион Фейхтвангер.

«Корабль испанский трехмачтовый» —это галион, единственный из всехкораблей того времени, силуэт которого при взглядесо стороныборта ассоциируется с семисвечником —символом масонства.

Все знают,что Пушкинв процессеработы над своими произведениями часто набрасывал пером довольно тонкие по содержаниюрисунки. Мог рисовать и испанскийгалион, а поскольку,в периодработы над Фаустом, изучая по Библиимасонские легенды и будучипревосходным мастером сравнений, он мог обратить внимание и на некотороесходство масонского символа с силуэтомкорабля. Отсюда —«корабль испанский трехмачтовый» —галион, а не каравелла(на каравелле300 человекникак не разместить).Но дажеесли Пушкин и не рисовалкораблики, и не делалосознанно такого намёка, то приведённаяассоциация —«галион —семисвечник» —объективная данность по количествуналичествующих в силуэтегалиона выступающих частей: от кормык носу —1) вершина кормового флагштока, 2) вершина бизань-рея, 3) вершина бизань-мачты, 4) вершина грот-мачты, 5) вершина фок-мачты, 6) вершина мачты на бушприте(бонавентур-мачта — вышла из употребленияв XVII веке),7) княвдигед (называвшийся в Испании«галионом», что и далоназвание классу судов), —наделка на корпусеприблизительно на уровневерхней палубы в формеплощадки, выдающейся по направлениюв носпод бушпритом,которая была на галионахочень длинной (вышла из употребленияво второйполовине XIX века,успев дать название «гальюн» корабельному отхожему месту, поскольку использовалась не толькодля работс парусамина бушприте,но и для отправленияфизиологических надобностей).

После изгнания из Испании,евреи с награбленным,благодаря торговле вообще и золотомв особенности,действительно, большей частью бежали морем в Голландиюи оттудауже распространились по Европе.В Россиюони двигались, в основном,через Польшу.

Да, с Польшейу Россиивсегда были отношения довольно сложные. В литературномделе поляки, а вернеепольские евреи, в тридцатыегоды прошлого века, играли особенную роль. В этойсвязи, здесь уместно привести примечание к статьеВ. Ф. Одоевского «О нападенияхпетербургских журналов на русскогопоэта Пушкина»:

«Тогдашняя “Северная Пчела”, вообще весьма любопытная, вся наполнена такими штучками. Поляки крепко стояли друг за друга.Вновь появившаяся в недавнеевремя странная мысль о превосходствекакого-топольского шляхетского просвещения над русским постоянно уже проводилась тогда в разныхвидах. Тогдашняя цензура не обратилана этовнимание, и изданиявроде “Северной пчелы” считались тогда самыми благополучными. Такой взгляд цензуры давал этим изданиям возможность сколь возможно чернить всё русское,а в особенностиписателей, не принадлежавшихк польскойпартии. Недаром поляков воспитывали иезуиты», —заканчивает В. Ф. Одоевский.

В начале«Размышлений» было приведено одно изречение, которым неоднократно в своихработах пользовались основоположники научного коммунизма, мечтавшие о созданиина землевысоконравственного общества. Это изречение мы имели смелость назвать антибиблейским не в силунаших атеистических убеждений, а потому,что увиделисоциально-экономические причины создания Библии, т.е. увидели в нейвыражение реальных интересов тех, кто ещё на заречеловеческой цивилизации поставил своей целью сделать «мирского бога —деньги —всемирным богом».

«Безнравственные средства не могутпривести к нравственнойцели». Этого принципа во все временапридерживались все, кто определял истинную ценность тех или иныхсобытий в историине по словам,а по деламисполнителей. При этомформа подачи всякой идеи могла меняться в зависимостиот особенностейталанта художника, как, например, у Ф. М. Достоевского:

«Все счастьемира не стоитодной единственной слезы ребёнка».

Содержание —никогда.

7. Историк строгий гонит нас…

Конечно, историю творят народы, но пишут —индивиды. И не всегда,как мы уже не разубеждались, в отечественной,особенно послереволюционной истории, в документах(литературных и исторических)эти индивиды выражают интересы народа. Зачастую —это своекорыстные, эгоистические интересы определённых социальных групп и кланов.Изложенные в высокохудожественнойформе и талантливо,они имеют одну лишь цель —затмить свет истины. Такие «творцы истории» видят в народахстадо баранов, недостойных приобщения к светуистины^[35]. И можнобесконечно поражаться прозорливости поэта, его последовательности в делеразоблачения спекулятивных приемов мифотворчества, культотворчества, боготворения. Сегодня, когда наша пресса взахлёб и с каким-тодаже сладострастием творит из бывшегокульта «отца народов» —культ «злодея народов», смешивая причинно-следственные обусловленности бытия и упорноскрывая главное —обыкновенную, и в чём-тодаже трагическую сущность человека, который в труднейшийпериод становления Русской цивилизации, своей волей предотвратил её распад, сравните, как Пушкин в гениально-кратком произведении с ироническимназванием «Герой» разоблачает культовую возню, а главное,показывает истинные, неприкрытые цели «поэтов», которые то липо недомыслию,то лииз циничныхсоображений занимаются не нужнымнароду боготворением. И совсемневажно, что у Пушкинав споре«друга» с «поэтом»предметом исследования является Наполеон, а в спорахнаших современников о ролиличности в истории —Сталин. Важнее другое —эпиграфом к «Герою»взят евангельский вопрос: «Что естьистина?»

Да, слава в прихотяхвольна,
Как огненный язык, она
По избраннымглавам летает,
С однойсегодня исчезает
И на другойуже видна.

Так, несколько отстранено, начинает «Друг» рассуждения о внешнихпроявлениях «культа», после чего объясняет —пока ещё не причины,а лишьопасные последствия циничного манипулирования сознанием масс:

За новизнойбежать смиренно
Народ безсмысленный привык,
Но намуж то челосвященно,
Над коим вспыхнул сей язык.

Многие за годыперестройки уже успели убедиться, что не всякая«новизна» идей является признаком их адекватности жизни, а народ,бездумно бегущий за «новизной»,действительно становится «безсмысленным народом», то естьтолпой. И Пушкину(здесь он выступает в роли«Друга») здесь важно вскрыть механизм превращения народа в толпуи потомуон задаёт вопрос «Поэту», бездумному почитателю нового «культа».

Когда ж твой ум он поражает
Своею чудною звездой?

И «Поэт»отвечает, что еговоображение более всего поражено тем, как «Герой»

Нахмурясь, бродит меж одрами
И хладноруку жмёт чуме
И в погибающемуме
Рождает бодрость…

При этом«Поэт» уверен, что увековечиваниев стихахтакого поступка «героя» сделает и поэта,и героявеликими на века,но на заливисто-восторженную тираду «Поэта» «Друг» сначала указывает на истинных«пастухов» обоих (поэта и героя):

Мечты поэта —
Историк строгий гонит вас!

— а затемдаёт представление о подлинныхцелях «строгих историков» —скрыть свет истины:

Увы! Его раздался глас —
И гдеж очарованье света!

(Важно, что в концеэтой утверждающей фразы стоит восклицательный, а не вопросительныйзнак).

Но Пушкинне был быПушкиным, если быне довёл«исследование» до конца. Есть много современных «пушкинистов», навязывающих читателю версию о незаконченности,фрагментарности отдельных произведений Пушкина. Нет, Пушкин, как никто, вполне владел тайной завершения любого своего творения. И здесьон совершает почти невозможное —показывает как всякий почитатель «культа», хочет он того или нет,невольно становится циничным «писакой», который ставит «возвышающий обман» в основополагающийпринцип своего творчества, т.е. превращается в исполнительногоборзописца «строгого историка».

Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазнужадной
Он угождает праздно! Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…

Последние слова «Поэта» —подлинный образец саморазоблачения.

И, не оставляясомнений в цинизмесвоих намерений, понимая, что без необходимогокамуфляжа его «Герой» предстанет в глазах«посредственной толпы» непривлекательно, вдруг в растерянностивосклицает:

Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него?Тиран…

Последнее слово за «Другом»,т.е. за Пушкиным:

— Утешься… —

Ведь всё сказанопочти за столет^[36] до того, как наши фидеисты приступили к сотворению«положительного» культа Сталина, а полвекаспустя —они же,в соответствиис требованиямивремени, —культа «отрицательного».

Портрет Сталина, который нам рисуют сейчас средства массовой информации (очень любопытны в этомплане детско-арбатские сказки^[37]) —сделан по известномушаблону, который рассмотрен нами выше при анализепсихологического портрета царя Ирода Великого. Грубая работа —слишком хорошо видны «ослиные уши» хозяев таких борзописцев.

8. Пушкин и «токистории»

Немногим личностям, даже широко образованным и наделённымот природыглубочайшей проницательностью, удавалось понять подлинное течение «тока истории»^[38], прикосновение к которомувсегда было небезопасно. Что касается«современной истории», то в отношенииеё Б.Пастернак как-тозаметил, что «современная история есть изоляция на проводе:электрическому току она не помеха». В такой«искренности» просматривается некоторый цинизм: профаны (по терминологиимасонов —непосвященные) не поймут,а придётвремя и меткоеопределение вместе с авторомостанется на скрижаляхистории. Одновременно это и предупреждениевсем прошлым и будущим«ясновидцам», что прикосновениек «токуистории», т.е. «нарушение её изоляции» —смельчаку может грозить гибелью.

В Россиитаких, имевших смелость прикоснуться к «токуистории», было немного и какправило, после их гибели, так называемое «общественное мнение», тщательно охраняющее изоляцию «тока истории», вешало на нихярлык —«сам смерти искал, да ещё предсказывал её в своёмтворчестве», или «имелнеуравновешенный характер», жертва «злого рока —судьбы», «на генияхприрода отдыхает» и т.д.По существу жевся их вина была в том,что онине желалисоучаствовать в оболваниваниинарода «строгими историками».

Неслучайно в одномиз своихписем М. П. Погодину Пушкин так прямо и заметилпо этомуповоду: «Публика наша глупа, но не дoлжноеё морочить».

Да, Пушкин и егосовременники были, судя по ихжизни, диалектиками^[39] более их потомков, которые так часто путают причины со следствиям.Достаточно вспомнить, с какойясностью вскрывал В. Ф. Одоевский истинные мотивы деятелей Французской революции 1791 годав своейстатье «О враждек просвещению,замечаемой в новейшейлитературе», написанной для пушкинского«Современника» в 1835 году:

«… литература вопреки общепринятому мнению, есть всегда выражение прошедшего. (…) В старойЕвропе ужасы конца XVIII столетияотозвались в нынешнейлитературе по тойпростой причине, почему идиллическая и жеманнаяпоэзия прежнего времени отозвалась в вектерроризма^[40]».

И добавляетв примечании,что онимел в виду:

«Известно, что Робеспьери компанияписали нежные мадригалы».

Вот вам и образецприменения диалектического метода при анализереального участия личностей в конкретныхисторических событиях. Жаль, что нашисовременники не обращаютвнимания на этусторону «двигателей прогресса». Пушкин, разделяя данную точку зрения, оценил статью по достоинству:

«Думаю № 2 «Современника»начать статьею вашей дельной, умной и сильной».

В товремя в журнале,редактируемом А. С. Пушкиным, уже разворачивалась полемика между реалистами (в современнойинтерпретации —материалистами) и идеалистами.

«… совершенно другие я понятияимею о действительностии реализме,чем наши реалисты и критики.Мой идеализм реальнее ихнего… Ихним реализмом —сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснить.А мынашим идеализмом пророчим даже факты. Случалось».

Так Ф. М. Достоевский отвечал своим критикам на обвиненияего в идеализме.

Это тот самый Ф. М. Достоевский, который в 1871 годув письмеН. Н. Страхову из Дрездена,отвечая на еговопросы о ПарижскойКоммуне, словно перекликался с пушкинским«Андреем Шенье»:

«Они рубят головы —почему? Единственно потому, что этовсего легче. (…).

Я обругалБелинского, более как явление русской жизни, нежели лицо: это было смрадное, тупое и позорноеявление русской жизни. Одно извинение —в неизбежностиэтого явления. И уверяювас, что Белинскийпримирился бытеперь на такоймысли: «А ведьэто оттого не удаласьКоммуна, что онавсё-таки прежде всего была французская, т.е. сохраняла в себезаразу национальности. А потомунадо приискать такой народ, в которомнет ни каплинациональности и которыйспособен бить как я своюмать (Россию). И с пенойу ртабросился бывновь писать поганые статьи свои, позоря Россию, отрицая Великие явления её (Пушкина), —чтобы окончательно сделать Россию вакантною нациею, способную стать во главеобщечеловеческого дела. Иезуитизм и ложьнаших передовых двигателей он принял бысо счастием».

Если уж мы заговорили о мировоззрениии методахисследования истории, то покаможно принять как факт, то обстоятельство,что личности,обладавшие обостренным чувством диалектичности мира, могут предсказать (сосчитать) развитие событий иногда на столетиявперед. То естьбудущее можно познать только на основеправильного анализа прошлого. Личность же,наделённая от природыобостренным чувством восприятия жизни на основедиалектического метода иногда будущее может и «сосчитать»и пороюдовольно точно —это в порядкевещей. А ужпроверить насколько «сошёлся ответ», т.е. насколько реальная жизнь соответствует счёту —это наша задача. Но мыплохие ученики и, то липо недомыслию,то липо леностиума редко заглядываем в «воспоминанияо будущем»«учебника жизни». Так, что упрёкПушкина-Пророка своим современникам: «мы ленивы и нелюбопытны», —это упрёк и нам,его потомкам. Вот только один пример.

9. Троцкисты в селеГорюхино

«История села Горюхина» написана Пушкиным в 1830 году.Можно согласиться с В. Кожевниковым,работником Государственного музея им. А. С. Пушкина, что «Историясела Горюхина» —это история России, но… лишь наполовину. Пушкин не толькои не столькоотобразил историю прошлую, сколько «сосчитал» историю будущую. Это произведение, наряду с другимитворениями Пушкина, следует понимать как завершённое. А незавершённымоно видится «пушкинистам-профессионалам» лишь потому, что творившийи толкущиетворение пользуются различной методологией: «пушкиноведы» рассматривают текст сам по себев отрывеего от историии политики.Судить жео завершённостиили незавершённостипроизведения следует не по планами замысламтворца, а по результату,т.е. самому произведению. Об этомзнает каждый, кто хоть раз пытался писать самостоятельно, а не по заказу.Но славаБогу, Пушкин писал не для пушкинистов,а для Россиии еёнарода.

Но о чём жевсё-таки писал Пушкин в «Историисела Горюхина» и почемумы считаем, что он«ведал»? Не будемнавязывать своё мнение читателю, а сошлёмсялишь на Ф. М. Достоевского,который тоже здорово «ведал» и потомув своейречи на пушкинскихпраздниках в 1880 г.прямо заявил: «Пушкин ещё впереди!»

Итак, соотнесем написанное Пушкиным в «Историисела Горюхина» с событиями,происшедшими в Россиировно сто лет спустя, т.е. в 1930 г.

«Мрачная туча висела над Горюхиным, и никтооб нейне помышлял.В последнийгод властвования Трифона, последнего старосты, народом избранного, в самыйдень храмового праздника, когда весь народ шумно окружал увеселительное здание (кабаком в просторечииименуемое) или бродилпо улицам,обнявшись между собою и громковоспевая песни Архипа Лысого, въехала в селоплетёная крытая бричка, заложенная парой кляч едва живых; на козлахсидел оборванный жид, а из бричкивысунулась голова в картузеи, казалось, с любопытствомсмотрела на веселящийсянарод. Жители встречали повозку смехом и грубыминасмешками. (NB. Свернув трубкою воскрылия одежд, безумцы глумились над еврейским возницею и восклицалисмехотворно: «Жид, жид, ешь свиное ухо!…» Летопись горюхинского дьячка)»

Удивительно, но Пушкинособо выделил, что правителянового в РоссийскоеГорюхино привез еврей, а «безумцы»поначалу глумились над «еврейским возницею». Всякий знает —кучерами, извозчиками, евреи никогда на Руси(вне черты осёдлости) не были —не ихпрофессия. Это, разумеется, аллегория, но совершенноособого рода, то есть —на уровне«ведовства».

Вот речь нового приказчика, которую автор назвал «краткой и выразительной»:

«Смотрите ж вы у меня,не оченьумничайте —вы, я знаю,народ избалованный, да я выбьюдурь из вашихголов, скорее вчерашнего хмеля».

Или, к примеру,последний раздел, названный «Правление приказчика».

«Принял бразды правленая и приступилк исполнениюсвоей политической системы; она заслуживает особого рассмотрения.

Главным основанием оной была следующая аксиома: чем мужик богаче, тем онизбалованнее —чем беднее, тем смирнее.

Вследствие сего, старался о смирностивотчины, как о главнойкрестьянской добродетели. Он потребовал опись крестьян, разделил на богачейи бедняков.

1. Недоимки были разложены меж зажиточных мужиков и взыскаемыс нихсо всевозможнойстрогостию.

2. Недостаточные и празднолюбивыегуляки были немедленно посажаны на пашню, —если жепо егорасчёту труд их оказывался недостаточным, то онотдавал их в батракидругим крестьянам, за что ониплатили ему добровольную дань, отдаваемые в холопствоимели полное право откупаться, заплатя сверх недоимок двойной годовой оброк… Мирские сходки были уничтожены. Оброк он собирал понемногу и круглыйгод сряду.

Сверх того, завел он нечаянные сборы. Мужики, кажется, платили и не слишкомболее противу прежнего, но никакне моглини наработать,ни накопитьдостаточно денег. В тригода Горюхино совершенно обнищало. Горюхино приуныло, базар запустел, песни Архипа Лысого умолкли. Ребятишки пошли по миру.Половина мужиков была на пашне,а другаяслужила в батраках;и деньхрамового праздника сделался, по выражениюлетописца, не днемрадости и ликования,но годовщиноюпечали и поминовениягорестного».

Точка. И ещёстрочка многоточия, свидетельствующая о том,что «Историясела Горюхина» на этомне кончается,но авторсмог поведать её читателю только до этого момента. На столет вперед «сосчитал» Пушкин неплохо. И главногоприказчика —Л. Д. Троцкого (а с ними целуюармию троцкистов), которого мировое еврейство ввезло в послереволюционнуюРоссию, рассмотрел и дажеречи-приказы его «краткие и выразительные»услышал. Одной фразою напомнил об уничтожениидемократии и проприёмы насильственной коллективизации, приведшие к обнищаниюрусского крестьянства, потомкам поведал.

Примеры такого «ведовства» —Пушкина можно множить бесконечно, но известно,что «профессионалы-пушкинисты» навесят на нихярлык «домысла» дилетантов. Им простительно, ибо не ведают,что творяти не способнычувствовать жизнь, как таковую, и ужтем болеене способныеё адекватно отображать, поскольку им недоступна диалектика, как метод постижения жизни. Доказательства? Пожалуйста:

Один из самыхизвестных и популярныхв период1920-х гг. метафизиков-идеалистов А. В. Луначарский^[41], не ведая,что творит,так писал о Пушкинев однойиз своихстатей:

«Добролюбов не могне понять,что Пушкинв иныхслучаях был фальшивым. Пушкин был человеком до чрезвычайности уживчивым со средой,показал себя способным к оченьгибкому внешнему и внутреннемуоппортунизму».

Каково! Вот вам, читатель, —ваш «живой Протей», каким его видели троцкисты, призывавшие сбросить Пушкина.

Первый нарком просвещения, никогда не понимавшийдиалектики, не понимали того,что обострённоечувство диалектичности мира как раз и выражаетсяв чрезвычайной чуткости к изменениювнешней среды, т.е. реального мира. А гибкоереагирование на этиизменения есть доказательство владения диалектикой жизни, а не оппортунизма.Но люди,подобные Луначарскому, склонные к конформизму(перестроились внешне, после победы революции в России,но изменитьсвоего мировоззрения оказались неспособны), всегда готовы, ловко жонглируя терминами и скользяпо понятиям,приписывать свои недостатки другим, особенно своим идеологическим противникам.

Пушкин был не простовеликий русский национальный поэт. Он одним из первыхприкоснулся к «токуистории» и погиб.Погиб, а не «принял смерть ради сохранения некой тайны», как хотят нас уверить некоторые современные пушкинисты^[42]. Пушкина уничтожили его идеологические противники за то,что онпостоянно срывал покровы со всехи всяческихтайн.

Поначалу они считали, что онделает это по недомыслию,свойственному ребячеству гения, и пыталисьего приручить, вовлекая в масонскиеложи. Но чемстарше он становился, тем опаснееи остреестановилось оружие гения. Он стал страшен своим ведовством и ониубили его. Но за нимвстали другие: Лермонтов, Тютчев, Достоевский, Есенин…

Русская земля богата «ведающими». Охранители жеизоляции —«вольные каменщики» —и по сейдень зорко следят, чтобы «ток истории» беспрерывно крутил их «главный двигатель прогресса» —деньги, эту «отчуждённую сущность труда и бытиячеловечества». К Пушкинуу нихособый счёт. Ведь он при жизнисмело оголял «провода истории» и вотуже более полутора столетий им приходится много трудиться, заделывая изоляцию на этихпроводах. Несть числа «торгующим электрикам» в храмеПушкина. Это о нихВ. Пикуль верно заметил в своёмписьме А. Гулыге:

«История в нашейстране вообще разработана безобразно плохо, мы мало что знаем(да и знатьне желаем) —от этогоздесь открытый простор для всяческогоразбоя —и тактического,и стратегического.Главные разбойники устроили себе «малину» в Пушкинскомдоме, где громко чавкая, они жуют новиковых-радищевых, со смакомвысасывая мозги из костейПушкина и ЛьваТолстого, уже отполированные ими до нестерпимого блеска» .

Хотелось бытолько к этомудобавить, что, не чувствуяи не понимаярусского языка, все этигоцы, абрамовичи, эйдельманы, альшицы, лотманы, городины на «пиджин-русиш» растолковывают русскому народу русского поэта и егоэпоху. Желая «защитить» поэта от своегонарода, Л.Васильева с неподдельнымпафосом в вышеупомянутойстатье «биография чуда» восклицает: «Встань он сегодня, кого быпришлось вызывать ему на дуэль,дабы защитить своё доброе имя от посягательств».

А действительно,кого?

Радуясь, что не нашлись«утерянные» дневники поэта, автор статьи с облегчениемизвещает читателя: «Хорошо, что нетдневника. Не будетшума вокруг того, что поэтдоверил бумаге».

Можно легко просчитать, где эти бумаги, если весь архив поэта после его смерти оказался в рукахглавы Третьего отделения, шефа жандармов, масона Бенкендорфа.

10. Когда мелка вода…

Так что видите,ушедший Пушкин страшен им не менее,чем при жизни,и настоящаяборьба уже не с ним,а с еготворчеством, началась сразу жепосле его смерти. Но понятие«умер» к Пушкинуне применимо,как неприменимо это понятие к любомухудожнику, обладающему способностью чувствовать и диалектичновоспринимать и описыватьжизнь. «Мертвяками» ещё при жизнистановятся те, кто эту жизнь пытаются «прогнуть» под себя,поскольку сами они гибки только по отношениюк изгибамполитики власть предержащих, а не к изменениямреальной жизни. Вследствие этого их жизненный путь отмечается устойчивым внешним благополучием и даженекоторой популярностью у оболваненнойими толпы, но затои «творчество»их умирает вместе с ними.

Вот, к примеру,один из них —Евгений Евтушенко, постоянно стремящийся быть современным, в своём«Письме к Есенину^[43]» заметил по поводу«корабля», который так беспокоил Пушкина в «Сценахиз Фауста»:

Но нашкорабль плывёт

А дальше,не ведая,что творит,он проговорился о главномточно (стихотворец, всё-таки):

Когда мелка вода,
Мы посуху вперед Россию тащим.
Что сволочейхватает,
                                          не беда

Что правда,то правда:«их корабль» пока плывёт, а Россиюони, действительно, «посуху вперёд тащат». Оттого-торусские животы и окровавлены.Они не толькореки России с ихприродного русла поворачивают, они и «ключижизни» иссушили, «колодцы памяти» мерзостью космополитизма забросали. Это для них,«что сволочейхватает, не беда», а для народарусского —ох, как тяжко!

Было время, когда окололитературные деятели громили и Пушкина,и Тютчева,и Достоевского,и Есенина.Но потом,поверив, что каждыйиз них«хоть чуточку Есенин» —стали прикрываться лозунгом «кота Леопольда»: «Ребята, давайте жить дружно!»

Поэтому и «Письмок Есенину»Евтушенко начинает призывом:

Поэты русские, друг друга мы браним.
Парнас российский дрязгами заселен,
Но все мычем-тосвязаны родным —
Любой из насхоть чуточку Есенин.

Так он писал в 1965 году,когда было ясно, что «ихкорабль» плывёт, а нашони уже посадили на мель(начало «застойного», а вернее,их застольного периода).

Прошло два десятилетия. Читатель не поверил,что каждыйиз них«хоть чуточку Есенин», а ИосифБродский, даже —новый Пушкин. Не усыпилчитателя и лозунг«кота Леопольда». Более того, читатель довольно откровенно выразил своё негативное отношение к тому,что «его корабль тащат посуху».

Читатель почему-топродолжает искренне верить, что «нашкорабль» можно снять с мелии онспособен плыть самостоятельно. Посмотрите, что сталос Евтушенко,куда девалось его миролюбие. Какие ярлыки, сколько презрения, желчи и ненавистиисходит из его«Вандеи»^[44].

Отечественное болото,
Самодовольнейшая грязь.
Всех мыслящих, как санкюлотов,
Проглатывает пузырясь.

Ну, разумеется, право мыслить он признает только за своими,то естьтеми, кто мнит себя «элитой» —«мозгом нации»; все жеостальные —это «самодовольнейшая грязь».

А какиебиблейские истины, стекают с его«поэтического» языка в «Прелестныхснах»^[45]:

Я продаюсебя,
                                меня все сразу.
Все —каждого,
                                и каждый —сразу всех.

В этихстихах прорывается с бессознательныхуровней психики поэта главный мотив первой книги «Торы» —«Бытие». Забыл стихотворец, что во снеможно проговориться о самомсокровенном, о чемнаяву принято умалчивать, и потомушпарит без запинки:

Прелестный сон…
Идёт продажа дали,
Той дали, за которуюстрадали.
Рассматривая хищно, кто масон там? —
Расселись спекулянты горизонтом.

Вот уж, доподлинно, не ведает,что творит!Сам задает вопросы, сам жена нихи отвечает.Кто привержен духу торгашества и своекорыстияи ктоесть спекулянт и маркитант,ваш Маркс всё вамобъяснил в своейработе «К еврейскомувопросу». А что касается«далей», то здесьвопрос по существу:слишком поздно мы разобрались, что за разные«дали» страдали. Оттого «ваш корабль» плывёт, а нашпока —на мели.

Но чувствооптимизма нам не изменяет.И как быни глупабыла, на вашвзгляд, наша публика, сами видите —всё сложнеееё дурачить. В этомподлинные причины истерики представителей «литературной элиты» по поводулюбого острого выступления журналов «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия». Но не надобояться; никто «ваш корабль» топить не собирается,если он не пойдётна дносам, перегруженный «бочками злата», да «грузом богатым шоколата», либо если ваши «обезьяны» вдруг встанут к рулю.Даже «элита» в длительномплавании не можетдолго протянуть, имея в запаселишь шоколат да злато. ЗАЧАХНЕТ!

Тут как раз быи вспомнитьпредостережение Пушкина —Пророка:

Там царь Кашей над златом чахнет;
Там русский дух… Там Русью пахнет!

Да где вам! Когда «ваш корабль» начинает угрожающе крениться, спасая злато, вы на весьмир вопите: «Спасите! Нас топят неизвестные корабли, предположительно, русские». И под звонложной тревоги вы выбрасываете за бортсвоих не оченьудачливых попутчиков-соплеменников. И долгопотом эксплуатируете мифы о катастрофах-погромах.

Глядя на это,другой великий русский поэт —Ф. Тютчев написал:

Опально-мировое племя!
Когда жебудешь ты народ?
Когда жеупразднится время
Твоей и розни,и невзгод,
И грянетклич к объединенью
И рухнетто, что делитнас?..
Мы ждём и веримПровиденью:
Ему известны день и час…

Мы ждём… Так не испытывайтенаше терпенье —всему есть мера. Не мешайтенам сняться с мелии наполнитьветром паруса, чтобы плыть дальше. Иначе —совет пушкинского Фауста может быть исполнен.

Это не угроза —это предупреждение.

г. Ленинград, июнь 1988 год.
Уточнения и поясненияв сносках —июль 2005 г.

---