Сайт kpe.ru является самостоятельным образовательным ресурсом поддержки Концепции общественной безопасности, и не связан с какой-либо общественной организацией
Если ты уже знаком с КОБ,
то делай пять дел…
Подпишитесь на нашу рассылку, чтобы всегда быть в курсе обновлений информации на сайте.
рассылки
24.06.2015 06:30
СКАЧАТЬ: PDF (710 кб); WORD (940 кб); ODT (934 кб)
Им песнь твоя как суд кровавый,
Для них она как грозный меч,
Не мог ты в их душе презренной
Свободной истиной зажечь
Огонь высокий и священный…
П.А. Гвоздёв («Ответ Лермонтову на его стихи „На смерть Пушкина“» —
датируется 22 февраля 1837)
8 февраля 1837 года состоялась дуэль между Пушкиным и Дантесом. Считается, что её причиной были домогательства Дантеса до жены Александра Сергеевича, однако это очень далеко от реальности. Дуэль была продуманной акцией, которую намеренно пытались спровоцировать несколько раз. Кто-то рассмотрел нечто очень опасное для «системы» в шифрованном наследии поэта. Пушкину пришлось изощрённо прятать свои послания после написания «Гаврилиады», которая обернулась реальной возможностью быть отлучённым от церкви, что поставило бы крест на нормальной жизни, и только заступившийся за поэта перед Синодом Император смог отвести беду. И этот кто-то, поняв, что труды Пушкина тянут по общему смысловому содержанию на философскую систему, даёт приказ о ликвидации…
И поэт, и историк, и философ
Александр Карамзин, сын историографа Николая Карамзина, пишет о силе Пушкина-поэта:
…в его поэзии сделалась большая перемена… в последних… произведениях его поражает особенно могучая зрелость таланта; сила выражения и обилие великих глубоких мыслей, высказанных с прекрасной, свойственной ему простотою; читая, поневоле дрожь пробегает, и на каждом стихе задумываешься и чуешь гения.
Гения мы потеряли для России, для истории. В последние годы он взялся за труд жизнеописания Петра Первого. Работал в архивах, собирал по крупицам осколки мозаики, оставшиеся в памяти потомков и в документах, чтобы сложить из них картину труда великого реформатора и его эпохи. Леве-Веймар, французский литератор, встречавшийся с Пушкиным в те дни, удивлялся его проникновению в самый дух того времени:
Об истории он говорил… как будто сам жил в таком же близком общении со всеми этими старыми царями, в каком жил с Петром Великим его предок Аннибал.
Всех в то время удивляла неуемная энергия Александра Сергеевича. Вот он в поиске исторических материалов, вот он работает над комментариями к «Слову о полку Игореве», вот он пишет статьи для своего журнала «Современник», совмещая заботы и редактора, и коммерческого директора.
Знаток древних рукописей М.А. Коркунов уже после роковой дуэли напишет:
С месяц тому назад Пушкин разговаривал со мною о русской истории; его светлые объяснения древней «Песни о полку Игореве» если не сохранились в бумагах — невозвратимая потеря для науки.
Они не сохранились, слишком быстро пронеслись события четырёх последних месяцев его жизни. Чрезвычайная насыщенность времени, чрезвычайная напряжённость всех сил. В то время не существовало никаких литературных премий, ни «Руслан и Людмила», ни «Капитанская дочка», ни «Онегин» не могли материально дать автору больше, чем давало общество, приобретая его произведения в качестве обычных литературных новинок. Это сейчас он для нас «Пушкин» и Пушкиным мы мерим русскую литературу, как выразился философ Розанов. А тогда для многих это был всего лишь камер-юнкер императорского двора, которого ненавистный «полосатый кафтан», камер-юнкерский мундир, обязывал регулярно посещать придворные балы.
Поэт-учёный вынужден был взять в государственном казначействе долгосрочный заём в тридцать тысяч рублей, который обязался погашать в счёт своего жалованья, которого, опять же, хватало только на оплату квартиры. К этому беспросветному замкнутому кругу на дне пожизненной долговой ямы добавлялись еще угнетающие ощущения от постоянного полицейского надзора — несколько последних лет поэту было известно о том, что письма его жене почитывает сам царь.
Хотелось удалиться в деревню, подальше от выматывающих дорогих выездов на обязательные великосветские приемы и от полицейских глаз, но сам шеф жандармов Бенкендорф постановил:
Лучше, чтоб он был на службе, нежели предоставлен самому себе!
Николай Гоголь
И вот смерть. Гоголь, возвращаясь из-за границы, восклицает в письме друзьям поэта:
Как странно! Боже как странно: Россия без Пушкина…
Смерть великого гения. Смерть такая понятная, смерть из-за обычной любовной истории, романа, как говорят. Ревнивый муж, жена красавица, нахальный ухажер.
Хотя, почему нахальный? Любовь ведь требует жертв, такое высокое, святое чувство. И не пожалел Дантес себя, даже стрелялся на дуэли. И выходит, что конец труду великого гения положила обычная любовная история.
Но не слишком ли просто и тривиально, что в сумме даёт «пошло»?
Скоро уже два века пройдёт с того времени, и те события в памяти потомков, в нашей памяти приобретают все более обкатанные и невнятные черты. Как волны прибоя шлифуют валуны, так казённые, приуроченные к юбилеям и праздникам статьи и очерки все более стирают для нас остроту и нечеловеческий накал нервов той ситуации.
Жизнь — цепь, а мелочи в ней звенья, и есть в тех событиях такие «мелочи», которые рождают странные, неожиданные вопросы.
Иногда, чтобы увидеть глубинные силы и движения, нужно или погрузиться в их толщу, став их участником и невольным сообщником, или подняться на высоту птичьего полета и окинуть взглядом всю поверхность океана истории, во всей взаимосвязи, переплетении её течений и водоворотов.
Наталья Гончарова, жена Пушкина
«… Сообщением дня является трагическая смерть пресловутого Пушкина, убитого на дуэли неким, чья вина была в том, что он, в числе многих других, находил жену Пушкина прекрасной…».
Из письма царя Николая Первого сестре Марии Павловне, великой герцогине Саксен-Веймарской.
Хронологически история дуэли выглядит так
Двадцатые числа октября 1836 года. Наталья Николаевна, жена поэта, отвергает навязчивые ухаживания Дантеса. С этого момента двери дома Пушкиных для него закрыты.
В конце октября Луи Геккерн, приёмный отец Жоржа Дантеса, добивается встречи с Натальей Николаевной и сообщает о том, что тот умирает из-за её отказа. Он умоляет отнестись к Жоржу благосклонно, чтобы спасти его от смерти, но она непреклонна.
После этого, 2 ноября, следует событие, которого Пушкины никак не могли ожидать. Была у них хорошая знакомая, Идалия Полетика, свой, можно сказать, человек в семье. Об отношении к ней Пушкиных позволяет судить их переписка, в которой Идалия занимает своё место. Вот он передает ей привет:
«Полетике скажи, что за её поцелуем явлюсь лично, а что-де на почте не принимают».
Сейчас ни один пушкинист не может сказать, что явилось причиной резкой перемены отношения Полетики к своим старым друзьям, есть только одни предположения. Нас же интересуют только точные факты, и фактом является то, что Идалия Полетика назначает встречу у себя на квартире своей подруге Наталье Николаевне Пушкиной, и именно в это время предоставляет эту же квартиру в полное и единоличное распоряжение Жоржа Дантеса-Геккерна. Там в назначенное время происходит сцена с пистолетом у виска. После страстных признаний Жорж решается на такое последнее средство, но Пушкина опять непреклонна.
Тогда, используя как бы состоявшийся факт «свидания», Геккерны — отец и сын — требуют своего, теперь уже под угрозами, и через два дня исполняют их. Так на свет появляется документ, который назовут потом пасквилем и бесконечно будут ломать головы над тем, кто приложил руку к его написанию.
Самые близкие друзья Пушкина, почти все — члены тесного карамзинского кружка, который регулярно посещал и Дантес, получают по почте это сообщение, написанное по-французски нарочито изменённым почерком:
Сохранившиеся экземпляры пасквиля «диплома ордена рогоносцев» и сургучная печать
«Кавалеры первой степени, командоры и рыцари светлейшего ордена Рогоносцев, собравшись в Великий Капитул, под председательством высокопочтенного Великого Магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра ордена Рогоносцев и историографом Ордена.
Непременный секретарь граф И. Борх».
Пушкин узнаёт про письма, он оскорблён и 4 ноября отправляет вызов на дуэль на имя Жоржа Дантеса-Геккерна.
Геккерн-отец под всевозможными предлогами просит отсрочки дуэли и получает её.
5 ноября он добивается встречи с Натальей Николаевной и заклинает её написать письмо Дантесу, в котором она умоляла бы его не драться с мужем. Она, опять же, непреклонна и, как вспоминал потом князь Вяземский, друг Пушкиных и свидетель их трагедии, «с негодованием отвергла это низкое предложение».
7 ноября поэт Жуковский, узнавший о том, что его друг вызвал на дуэль Геккерна-сына, пытаясь уладить миром этот конфликт, едет к Геккерну-отцу. Там, в доме Геккернов, его ждет чрезвычайное недоумение. Старый Геккерн раскрывает Жуковскому-парламентеру глаза: оказывается, никто ничего не понял, ни Пушкин, ни его жена, и Жорж на самом деле влюблён не в Наталью Николаевну, а в Екатерину Николаевну Гончарову, её сестру, и теперь вызов на дуэль, который он принял от Пушкина, мешает ему просить руки Екатерины Николаевны — могут счесть, что это предлог, необходимый Дантесу для избежания поединка. Вот если бы сам Пушкин взял назад свой вызов…
Обрадованный таким поворотом событий Жуковский загорается идеей добиться, во что бы то ни стало мирного разрешения ситуации. Он спешно едет к Пушкину и пытается убедить его в открывшейся ему истине. Но Пушкин, чего не могли понять, ни Жуковский, ни друзья поэта, не только не верит в это, но впадает в ярость.
Проходит время, и после всех стараний Жуковского 16 ноября Александр Сергеевич всё-таки пишет старшему Геккерну письмо:
«Господин барон Геккерн оказал мне честь принять вызов на дуэль его сына г-на барона Ж. Геккерна. Узнав случайно? по слухам?, что г-н Ж. Геккерн решил просить руки моей свояченицы мадемуазель К. Гончаровой, я прошу г-на барона Геккерна-отца соблаговолить рассматривать мой вызов как не бывший».
Такой отказ от вызова на поединок Геккернов не устроил. Дантес пытается предложить поэту свой вариант и тем самым опять приводит Пушкина в бешенство, получая от него ещё один вызов на дуэль.
Теперь за дело берутся секунданты конфликтующих сторон Соллогуб и д’Аршиак. Они улаживают спор, убедив Дантеса отказаться от всех его условий. 17 ноября Жорж даёт ручательство о том, что женится на Екатерине Гончаровой сразу после отказа Пушкина от дуэли, а сам Пушкин вручает д’Аршиаку свое письменное заявление:
«Я не колеблюсь написать то, что могу заявить словесно. Я вызвал г-на Ж. Геккерна на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить считать этот вызов как бы не имевшим места, узнав из толков в обществе, что г-н Жорж Геккерн решил объявить о своем намерении жениться на мадемуазель Гончаровой после дуэли. У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека. Прошу вас, граф, воспользоваться этим письмом так, как вы сочтёте уместным.
Примите уверения в моём совершенном уважении.
А. Пушкин
17 ноября 1836 года».
Дантес в ответ просит Соллогуба передать бывшему противнику его благодарность и добавляет:
«Я надеюсь, что мы будем видаться как братья».
Казалось бы, всё. Дантес женится на влюбленной в него без ума Катерине Гончаровой, а Мастер теперь может успокоиться и взяться за работу.
Но не тут-то было. Уже через два дня по Петербургу идёт новость:
Молодой человек ради спасения чести любимой женщины вынужден был просить руки её сестры.
Барышни подхватывают и с трепетом переносят её из салона в салон, добавляя: «Какой подвиг!». Наталья Николаевна теперь — героиня любовной истории, а её муж — оживший персонаж из диплома «Ордена Рогоносцев».
Новость расходится с быстротой курьера по городам и весям, стекает на бумагу с пера иностранных дипломатов и летит в цивилизованную Европу, где обрастает новыми подробностями. Так в дневнике польского литератора Станислава Моравского появляется запись о том, что Жорж Дантес связал себя тяжёлой цепью на всю жизнь, чтобы «спасти любовницу от … грубых, быть может, даже кровавых преследований» мужа. Датский посланник в Петербурге граф Бломе извещает соотечественников о «неистовом нраве» Пушкина и его «ревности, не знавшей границ», а прусский посол Либерман заключает как факт то, что ревность Пушкина уже «вошла в пословицу».
Подробности эти горячо обсуждаются в великосветских салонах — в домах Белосельских, Барятинских, Строгановых, Трубецких — и, сделав круг, водворяются в умах даже близких друзей поэта. Дантес опять посещает карамзинский кружок, и само семейство Карамзиных считает своим долгом сохранять нейтралитет и беспристрастие в этой «щекотливой» ситуации.
20—21 ноября слухи эти, наконец, доходят до того, кто был главным их предметом и сам ничего о них не знал. В это же время Геккерн-отец уговаривает Дантеса написать письмо Наталье Николаевне о том, что тот «отказывается от каких бы то ни было видов на неё», чтобы, наконец, «прервать эту несчастную связь», и сам берётся передать его адресату. Вручая ей это послание, он сопроводил его соответствующими советами и наставлениями, и — как он сам потом описывал свою миссию в письме графу Нессельроде:
«доводил свою откровенность до выражений, которые должны были её оскорбить, но вместе с тем и открыть ей глаза».
21 ноября Пушкин берётся за написание очередного вызова на дуэль, но теперь он делает это по-другому и не вызывает лично Дантеса на поединок, а прямыми оскорблениями в адрес отца-Геккерна вынуждает его сына самого сесть за дуэльное письмо. Для этого он не стесняется в выражениях, давая выход накипевшим за все это время чувствам:
«…Но вы, барон, — вы мне позволите заметить, что ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили вы. Это вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и глупости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, истощенный лекарствами, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: „Верните мне моего сына…“.
…Я заставил вашего сына играть роль столь потешную и жалкую, что моя жена, удивленная такою пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызвала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном…».
Это письмо было написано в двух экземплярах, Геккернам и для друзей, чтобы предать огласке после дуэли, независимо от её исхода. И тут же он пишет письмо Бенкендорфу (шефу жандармов), где излагает подробно историю дуэли — ухаживания Дантеса, анонимки, вызов на дуэль, отсрочка, сватовство — и своё убеждение, что автор диплома от «ордена рогоносцев» ‒ Луи Геккерн.
В этом письме Пушкин не жалуется, а даёт отповедь клевете:
«…не могу и не хочу предоставлять кому бы то ни было доказательств того, что утверждаю».
Но, оказывается, и это ещё не конец. До самой дуэли целых два месяца.
Жуковский убеждает поэта воздержаться от рокового шага, и письма остаются лежать неотправленными. Потом их обнародуют друзья Мастера, уже после его смерти.
Очередной инициативой Жуковского была встреча Пушкина с царём. На ней поэт даёт самодержцу российскому обещание не затевать больше дуэлей ни под каким предлогом.
Через Екатерину Гончарову-Геккерн Жорж и Луи Геккерны узнают об этом обещании, и все повторяется снова по тому же сценарию. На публике они — счастливое семейство, ищущее искреннего общения и примирения с семьей Пушкиных, Пушкин же всегда отвечает, что не желает иметь никаких отношений с ними, чем приводит друзей и знакомых в недоумение, ведь ситуация теперь приобрела черты благопристойности. Поддержанный сочувствием со стороны общества и «нейтралитетом» со стороны друзей поэта Дантес принимается ещё энергичнее ухаживать за его женой. Всем он доверительно сообщает, что «женился, чтобы спасти честь госпожи Пушкиной», и слухи о любовном романе, проходя круг за кругом через все салоны и будуары, крепнут и раскрашиваются новыми подробностями.
Положение летописца деяний Петра Великого становится всё более невыносимым. Княгиня Мещерская, приехавшая в Петербург в декабре 1836, «была поражена лихорадочным состоянием Пушкина и какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице … при появлении будущего его убийцы».
Теперь желание поэта одно — чтобы все это кончилось как можно быстрее. И вот черту этой затянувшейся истории подводят два события.
На балу у Воронцовых-Дашковых Дантес сыплет своими шутками в адрес Наталии Николаевны, и одна из них показалась ему настолько оригинальной, что он произносит её во всеуслышание. Поинтересовавшись у Пушкиной, довольна ли она мозольным оператором, присланным его женой, добавляет по-французски:
Мозольщик уверяет, что у вас мозоль красивее, чем у моей жены.
На французском «мозоль» и «тело» звучат одинаково, и получился каламбур, который так задел достоинство женщины, что все свидетели ужаснулись.
Второе событие — отеческий совет царя Наталье Николаевне беречь свою репутацию, дабы лишний раз не возбуждать известную всем ревность мужа. Как заметила Анна Ахматова, это означало, что «по-тогдашнему, по-бальному, по-зимнедворцовому жена камер-юнкера Пушкина вела себя неприлично».
Это произошло 24 января 1837-го. 25 января Пушкин пишет последнее письмо, провоцирующее Геккернов на смертельный поединок.
Письмо это было в чем-то похоже на неотправленное письмо от 21 ноября:
Письмо А.С. Пушкина Геккерну, ставшее поводом для вызова на дуэль
«Барон!
Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.
Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и глупости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.
Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность, и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой и ещё того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто трус и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
Имею честь быть, барон, вашим нижайшим и покорнейшим слугою.
26 января 1837 г. Александр Пушкин».
Копию письма поручает своему секунданту Данзасу и даёт распоряжение предать его, если будет убит, широкой огласке, поясняя:
«Поединка мне уже недостаточно…».
Никаких переговоров между секундантами, решает он, никакой волокиты. Перед самой дуэлью просматривает найденные накануне новые исторические материалы и готовится после развязки, если останется жив, за нарушение обещания, данного царю, ехать с женой и детьми в ссылку в Михайловское, где наконец-то можно будет заняться работой.
Но не пришлось. 27 января (8 февраля по новому стилю) состоялась дуэль, на которой Пушкин был смертельно ранен.
продолжение следует…
ИСТОЧНИКИ:
С.А. Мальцев «Невидимая битва»
С.Л. Абрамович «Пушкин в 1836 году (предыстория последней дуэли)».
СКАЧАТЬ: PDF (570 кб); WORD (520 кб); ODT (528 кб)
«Пушкин и его жена попали в ужасную западню, их погубили…
Когда-нибудь я расскажу вам подробно всю эту мерзость».
(Из письма Вяземского Мусиной-Пушкиной от 16 февраля 1837 года).
Нам предстоит провести расследование, и для этого вооружимся некоторыми методами криминалистов.
Сохранившиеся экземпляры пасквиля «диплома ордена рогоносцев» и сургучная печать
Единственный материальный предмет, сохранившийся в качестве непосредственного участника тех далеких событий, — анонимный «диплом» про магистров и рогоносцев. Весь ход исследований пушкинистов так или иначе вращается вокруг этого растиражированного в нескольких экземплярах рукописного текста. Изучалась родословная бумаги, на которой он написан, проводились неоднократные почерковедческие экспертизы. В начале семидесятых годов прошлого века впервые внимание было обращено на словарный состав текста. Сделал это профессор Вишневский, опубликовавший статью со своей версией преддуэльной истории в журнале «Октябрь», № 3 за 1973 год. И мы воспользуемся некоторыми его выводами и наблюдениями.
При криминалистической экспертизе документа учитываются особенности языка писавшего, в частности, употребление им слов, указывающих на принадлежность к какому-то роду деятельности, профессии. Так вот, в тексте диплома, написанного по-французски, есть одно слово, которое невозможно найти даже в большом французско-русском словаре. Это слово «coadjuteur» — «коадъютор». Обычно оно переводилось на русский язык и пояснялось как «заместитель» и «помощник». Но заглянем в объемистый «Русско-французский словарь» на 50 000 слов. Там всё, что есть по этой теме, выглядит так:
помочь — assister, seconder, secourir, …
помощник — aide, adioint
помощь — aide, assistance, secours
заместитель — remplasant, suppleant, adioint, substint
— Никакого «коадъютора». Если бы авторы диплома захотели написать «помощник» или «заместитель», они использовали бы эти более употребляемые слова. И приходится в поисках смысла и перевода термина «коадъютор» заглянуть уже в энциклопедии и в исследования пушкинистов.
Щеголев, один из них, пишет:
«Термин „Коадъютор“ встречается в административной практике католической церкви: когда епископ впадает в физическую или духовную дряхлость, ему дается помощник — коадъютор».
«Словарь русского языка» Академии наук указывает еще более точно:
«Коадъюторы — особый разряд иезуитов, являющихся помощниками высших членов ордена».
«Богословская энциклопедия» добавляет:
«Православная церковь не знала и не имела у себя коадъюторского института».
Итак, на поверхность в этой истории впервые всплывает слово «иезуиты».
Профессор Вишневский считает, что в католическом Ордене Иезуитов четыре степени ученичества. Это «новиции» (послушники), «схоластики» (семинаристы), «коадъюторы» светские и духовные, «профессы» — монахи, которые дали полный обет. Интересно видеть место светских коадъюторов, которые всего лишь на ступеньку ниже монахов. Как следует из расклада данной иерархии, в светские коадъюторы попадают только после испытания послушанием и курса специального обучения.
История российских филиалов ордена иезуитов напоминает картину морского прилива. С более или менее постоянным ритмом иезуиты то приходят в Россию, активно берясь за миссионерскую деятельность, то изгоняются за её пределы.
Сначала они обосновываются в Литве, с 1569 года, и подготавливают там почву для обращения населения в католичество, в 1581 году там уже обосновывается посол папы римского. Во время Смуты в начале XVII века иезуиты поддерживают самозваного царевича Лжедмитрия Первого в надежде оказаться при больших государственных делах, но он, придя к власти и не желая её делить с кем бы то ни было, не пускает их в Россию.
В начале 18-го века орден иезуитов командирует своих многочисленных представителей на проживание и работу в России, куда они, не афишируя себя, проникают в числе иностранных гостей. Пётр Первый указом от 18 апреля 1719 года изгоняет их всех, хотя другие ордена масонской направленности прекрасно себя чувствуют в это время. Первые масонские ложи возникли в России после возвращения Петра из Европы. С масонами встречался и сам Пётр и Б.П. Шереметьев.
«На Мальте, — сообщает Иванов, — Шереметеву была сделана самая торжественная встреча. Он участвовал на большом празднике Мальтийского ордена в память Иоанна Предтечи. Ему там давали торжественный банкет. Гранд-магистр возложил на него драгоценный золотой с алмазами крест».
(Иванов.От Петра I до наших дней).
По возвращении в Москву 10 февраля 1699 года Шереметев представился царю, на банкете у Лефорта, убравшись в немецкое платье и имея на себе мальтийский крест. От царя он получил «милость превысокую». Царь поздравил его с Мальтийской Кавалерией, позволил ему всегда носить на себе этот крест, и затем состоялся указ, чтобы Шереметев писался в своих титулах «Мальтийским Свидетельствованным Кавалером»:
«В России свет масонства, — пишет Т. Соколовская, — проник по преданию при Петре Великом: документальные же данные относятся к 1731 году».
Вообще стоит отдельно сказать о том, что иезуиты во многом являлись врагами масонства, которое по отношению к ним выступало конкурентом в скрытой политической борьбе. Однако, если посмотреть на ситуацию с более высокого уровня, и те и другие выполняли определённые функции канализации гражданской активности в общественной жизни и их борьба была борьбой нанайских мальчиков.
В обществе всегда существовали разнообразные субкультуры: радикальная молодёжь, музыканты, писатели, художники — группировались в «кружки по интересам», так почему же не быть кружкам управленцев разного рода. Вопрос в том, как они оформлялись в течение истории и какие иерархические отношения между ними были (кто кому подчинён) не так важен, как вопрос об их участии в процессе самоуправления общества, в алгоритмике функционирования «общественного тела». Мы об этом писали в статье «День стандартов или как померить историю», когда касались вопроса о том, как историю сделать точной наукой, и писали следующее:
«И соответственно история, как и математика, оказывается наукой точной. В математике вычисления могут вестись с точностью до одного знака или более, а всякий исторический процесс может быть описан в разной степени масштабности:
· с точностью до „безликой“ толпы и личности, будь то вождя, гения, царя, политического деятеля, действия которого оцениваются в исторических материалах в зависимости от доминирующей в обществе концепции самоуправления. На этом уровне мы будем видеть самую простую картину;
в более сложном варианте толпа остаётся такой же безликой, а к той или иной личности добавляется её окружение: сподвижники вождя, придворные короля, а также враги и их сподвижники. Это так называемые „исторические личности“, которые однако могут принадлежать различным социальным группам, партиям и прочим объединениям, существующим подчас много дольше этих „исторических личностей“, потому исторический процесс можно описать:
· с точностью до социальных групп, объединённых одной идеей и субкультурой, причём из всех „любителей котиков“, „коллекционеров“ и прочих групп по интересам можно выделить те социальные группы, все представители которых так или иначе заняты большей частью политикой, а значит исторический процесс в более детальном масштабе можно описать:
· с точностью до церковного ордена или политической партии, при этом далеко не все такого рода социальные группы действуют открыто в публичной политике, некоторые из них таятся от общества, делая по большей части так называемую „закулисную политику“, или же, занимаясь ею, стараются произвести на окружающих впечатление, что они занимаются не политикой, а чем-то иным (например, собирают коллекции бабочек или занимаются каким-то „личностным совершенствованием“ своих участников). Соответственно историю можно описывать:
· с точностью до глобального заговора. Конечно, сейчас на нас набросятся конспирологи, но прежде, чем мы продолжим, давайте почитаем определение слова „заговор“:
Заговор — тайное соглашение нескольких лиц о совместных действиях против кого-либо, чаще всего для достижения определённых политических целей. (Политический словарь).
Заговоры, таким образом, — это соглашения о совместных действиях в достижении каких-то целей, которое либо скрывается, либо не афишируется. Например, соглашения (заговоры) многих поколений римских пап, российских императоров, коммунизма, фашизма, анархизма, гомосексуализма и т.д.). Но поскольку заговоры стратегической направленности бывают многослойными (это полезно на случай провала или перенаправления энергии разоблачителей на ложные „заговоры“), то исторический процесс может быть описан:
· с точностью до внутренних „заговоров в заговоре“, главенствующих над заговорами более низких уровней таинственности. Например, в заговоре против Павла I, убитого 23 марта 1801 г. в Михайловском замке, по разным оценкам участвовало от 180 до 300 человек, среди которых был и лорд Уитворд — посол Англии в России, что отсылает нас к интересам Великобритании, реализуемым руками заговорщиков, знал о заговоре и будущий император Александр I, сын Павла.
Убийство Павла, французская гравюра.
И в каждом настоящем заговоре есть свой „мозговой трест“, который задаёт цели заговора, определяет пути и средства их осуществления, контролирует ход выполнения планов и корректирует планы при необходимости; а есть и исполнительная периферия. Так, в заговоре против Павла I роль исполнителей была отведена в основном офицерам, недовольным муштрой и установленными Павлом I строгими порядками в армии, а „мозговой трест“ заговора исследователями до конца не установлен. Однако накануне гибели Павла Наполеон вплотную подошёл к заключению союза с Россией. Убийство Павла I в марте 1801 надолго отодвинуло эту возможность — до Тильзитского мира 1807 года. Отношения с Англией, наоборот, были возобновлены. Соответственно этому обстоятельству, исторический процесс может быть описан:
· с точностью до „мозговых трестов“, самых глубинных во многослойных заговорах. Однако и это не самый детальный масштаб, поскольку все заговорщики всех заговоров вместе взятых живут на одной планете и подчиняются её закономерностям, поэтому исторические перипетии дóлжно соотносить с этикой взаимоотношений не только с планетой Земля, но и с необъятным Космосом».
Сделав это общетеоретическое отступление, вернёмся к нашему предмету внимания — ордену иезуитов.
В 1772 году иезуиты снова оказываются в стране вместе со своими католическими церквями и приходами на Украине и в Белоруссии, территории которых входят в состав Российской Империи при разделе Речи Посполитой. Екатерина Вторая, а потом Павел Первый покровительствовали им чрезвычайно. Если вспомнить, что Екатерина — ставленница разнородных орденов (см. печать поверх Андреевского флага на картине Левицкого «Екатерина законодательница»), а Павел I пытался «оседлать» часть тайных орденов, став магистром Мальтийского ордена, однако поплатился головой за самоуправство. А 13 марта 1820 года Александр Первый запрещает деятельность Ордена Иезуитов в России, выдворяет всех его членов за границу и конфисковывает всё имущество ордена.
Тем не менее, официально запрещённый орден имел всегда своих верных людей на многих ключевых постах государственной власти. Об этом представительстве в интересующую нас эпоху мы читаем у Ивана Сергеевича Аксакова:
«Об иезуитах, их учении и пребывании в России на русском языке очень мало написано, между тем … их влияние на Россию в конце прошедшего и начале нынешнего столетия (18 и 19 веков — прим. ИАЦ) было так велико, что в царствование Николая I несколько главнейших государственных деятелей в России являются из людей, воспитанных иезуитами.
Так перед нами специфический и действительно профессиональный термин «коадъютор» начинает раскрывать историю одной из исторических и политических сил — Ордена Иезуитов. Про извещение от «Ордена Рогоносцев» известно, что образцом ему послужили печатные шаблоны «шутовских дипломов», привезённых в Петербург в 1836 году кем-то из иностранных дипломатов. Но даже если профессионализм «коадъютор» присутствовал в шаблонах, то все равно слово это указывает на то, что оно использовалось в речи тех, кто причастен к авторству документа, иначе было бы заменено любым другим. И выходит, что сочиняли бумагу то ли «новиции», то ли «схоластики». Или даже «профессы».
Геккерн
Пойдём дальше. Пусть теперь подсказка диплома будет подкреплена другими более вескими свидетельствами, и давно пора познакомиться поближе со всеми участниками сплоченного авторского коллектива. Настолько объединенного круговой порукой, что тайна документа до сих пор до конца не разгадана (забегая вперед, скажем, что, несмотря на все усилия исследователей, так и не установлено, чьей рукой он написан).
Первое однозначное указание даёт запись в личном архиве Павла Ивановича Миллера, секретаря Бенкендорфа. Второе лицо в ведомстве, одной из прямых обязанностей которого было всё знать, в начале ноября 1836 года регистрирует свершившийся факт:
Барон Геккерн написал несколько анонимных писем, которые разослал двум-трём знакомым Пушкина. — Бумага, формат, почерк руки, чернила этих писем были совершенно одинаковы.
Итак, первый кандидат на наше пристрастное дознание — Геккерн Луи-Борхард де Бовервард (1791—1884). Барон, голландский дипломат, с 1832 года поверенный в делах, с 1826 — посланник при императорском дворе в Петербурге. Тот самый «старик-Геккерн», «Геккерн-отец», что усыновил Жоржа Дантеса, сделав его Жоржем Геккерном. Всю свою жизнь посвятил заботам о приёмном сыне, обеспечил материальным благополучием и завещал ему после смерти всё свое состояние. Казалось бы, такая самоотверженная любовь к приёмному сыну не согласуется с отзывами о нем современников — «злой, эгоист», известный всем своим злым языком, многих перессоривший, не брезговавший никакими средствами для достижения личных целей (так отзывался о Геккерне Н.М. Смирнов, знакомый Пушкина.Об этом читайте: Ободовская И., Дементьев М., «После смерти Пушкина», М.,1980, с. 256).
Вяземский вообще пишет о нём как о законченном распутнике, окружившем себя молодыми людьми:
«наглого разврата и охотниками до любовных сплетен и всяческих интриг по этой части».
Впрочем, есть отзывы и восторженные, только их очень мало. Биограф Луи Метман изображает положительный образ голландского посланника, больше уделяя внимания его профессиональной деятельности: Геккерн — активный сотрудник на государственном поприще принца Меттерниха и графа Нессельроде, этих, по его мнению, двух вдохновителей европейской политики 19-го века.
Такое сотрудничество может дать представление о политических взглядах барона. Принц Меттерних был главой австрийского правительства с 1809 по 1848 год и остался в памяти потомков как правитель, методично превращавший страну в репрессивное полицейское государство, в своей внешней политике одной из главных своих целей ставил ослабление позиций России в Европе.
О тесной связи барона с другим известным политическим и государственным деятелем, вице-канцлером России графом Нессельроде, говорят и воспоминания Дарьи Федоровны Фикельмон, близкой знакомой Пушкиных:
«...здесь его считают шпионом г-на Нессельроде».
Нессельроде
Так мы переходим к ещё одному подозреваемому. Даже не к одному, а к двум, поскольку высказывание царя Николая Первого о том, что известен «автор анонимных писем, которые были причиной смерти Пушкина…», относилось к жене вице-канцлера графине Нессельроде.
С бароном Геккерном мы ещё встретимся, теперь же заглянем в записки современников об этой высокопоставленной чете.
Мария Дмитриевна Нессельроде в молодости
Подробные воспоминания о них нам оставил князь Петр Владимирович Долгоруков.
Граф Карл Нессельроде, по описанию Долгорукова, был человеком самых консервативных взглядов, сложившихся под влиянием безоговорочного авторитета принца Меттерниха. Хитрый, тонкий и ловкий ум сочетались в нём с природной ленью и больше склоняли не к делам государственным, а к трём предметам главного интереса — вкусному столу, цветам и деньгам. Немец по происхождению, он не любил русских и считал их ни на что не способными. В октябре 1811 года он тридцатилетним приехал в Петербург и обратил внимание на двадцатипятилетнюю (а это по тогдашним меркам был для незамужней возраст «старой девы») фрейлину Гурьеву Марию Дмитриевну. Ф. Ф. Вигель (один из самых знаменитых русских мемуаристов, знакомый Пушкина, член Арзамасского кружка) по этому поводу язвительно замечал:
«Вот чем сумел он тронуть сердце первого гастронома в Петербурге, министра финансов Гурьева. Зрелая же, немного перезрелая дочь его, Марья Дмитриевна, как сочный плод, висела гордо и печально на родимом дереве и беспрепятственно дала Нессельроде сорвать себя с него. Золото с нею на него посыпалось: золото для таких людей, как он, то же, что магнит для железа».
При дворе императора Николая I графиня Нессельроде была одной из самых влиятельных дам, которая по отзывам обладала «необыкновенным умом и твёрдым, железным характером и самовластно председательствовала в высшем слое петербургского общества».
Мария Дмитриевна отличалась необыкновенной энергией и нахальством, благодаря которым держала весь придворный люд в страхе, некоторые её именовали — «взяточница, сплетница, настоящая баба яга». Великий Князь Михаил Павлович называл графиню Нессельроде «Господин Робеспьер».
М.Д. Нессельроде на литографии по оригиналу А.П. Брюллова (1825)
Один из поклонников Марии Дмитриевны Нессельроде, барон М.А. Корф (директор Императорской публичной библиотеки (1849-61), председатель Бутурлинского комитета, почётный член Петербургской Академии наук (1852), автор мемуаров) о ней писал:
«С суровою наружностью, с холодным и даже презрительным высокомерием ко всем мало ей знакомым или приходившимся ей не по нраву, с решительною наклонностью владычествовать и первенствовать, наконец, с нескрываемым пренебрежением ко всякой личной пошлости или ничтожности, она имела очень мало настоящих друзей, и в обществе, хотя, созидая и разрушая репутации, она влекла всегда за собою многочисленную толпу последователей и поклонников».
Она ненавидела Пушкина, и он не пропускал случая клеймить эпиграмматическими выходками и анекдотами свою надменную антагонистку, едва умевшую говорить по-русски. Женщина эта паче всего не могла простить Пушкину его эпиграммы на отца её, графа Гурьева, масона, бывшего министра финансов в царствование императора Александра I, зарекомендовавшего себя корыстолюбием и служебными преступлениями:
«…Встарь Голицын мудрость весил,
Гурьев грабил весь народ».
Страх придворного люда перед ней был покрепче, чем благоговение перед Бенкендорфом, известным масоном, и устремлял за графиней целые толпы последователей и поклонников, для которых близость к ней давала пропуск в её один из трёх самых респектабельных салонов столицы. В Петербурге, при жизни Пушкина, было три главных «политических» великосветских салона: салон графа Кочубея, гр. Нессельроде и салон Хитрово-Фикельмон.
Барон М.А. Корф в своей характеристике графини Нессельроде добавляет:
«Сколько вражда её была ужасна и опасна, столько и дружба — … неизменна, заботлива, охранительна, иногда даже до ослепления и пристрастия».
Гагарин
Иван Сергеевич Гагарин в молодости
Именно такую дружбу и заботу простерла графиня над своим любимцем князем Иваном Сергеевичем Гагариным. Он — ещё один непосредственный участник истории с дипломом.
На его бумаге, согласно его же признанию, было написано анонимное письмо. Гагарин назвал и того, чьей рукой оно было написано — Петра Владимировича Долгорукова. Долгое время так и думали, пока последняя почерковедческая экспертиза 1974 года не установила, что он тут ни при чём.
Наша же экспертиза может зафиксировать первый факт лжесвидетельства. Некие причины заставили солгать князя Гагарина.
Теперь у нас собран полный круг создателей диплома, за исключением разве что писаря. Геккерны, почтенный Луи и молодой Жорж, были теми, кто вызвали к жизни саму идею, инициативу письма. Графиня Нессельроде — главный автор текста. Князь Гагарин — тот, кто подаёт писарю бумагу из своих запасов и стоит ближе всех к материальному воплощению замысла.
Куда нас выведут его происхождение, интересы, устремления и связи?
Дядя Гагарина Григорий Иванович Гагарин — посол России при короле Баварии. Жена дяди Екатерина Петровна Соймонова известна своей решимостью положить жизнь на служение Ватикану, а сестра её, стало быть, вторая тётка Ивана Гагарина, Софья Петровна Свечина, пошла по католической служебной лестнице ещё дальше, поступив на работу в воинствующий Орден Иезуитов, и сумела занять в нём один из высших чинов. Свечина взяла под свое духовное покровительство молодого князя, поставив себе цель сделать из племянника преданного иезуита. И поэтому его молодые годы проходят как испытательный срок и курс обучения для того, чтобы стать достойным последователем Игнатия Лойолы, основателя ордена. Лишь в 1843 году Гагарин официально принят в его члены.
В своих литературных трудах он рассуждает о России, о своём прошлом и будущем поприще:
«…Ты прожила много веков, но у тебя впереди более длинный путь, и твои верные сыны должны расчистить тебе дорогу, устраняя препятствия, которые могли бы замедлить твой путь…».
Можно догадаться, кто был одним из таких препятствий, но сейчас об этом говорить ещё рано.
В 1836 году князь Гагарин появляется в Петербурге именно в качестве связного между Свечиной и графиней Нессельроде. В Париже, откуда он приехал, у Софьи Петровны роскошный великосветский салон с особым католическим «уклоном». Там она оказалась в числе других иезуитов, изгнанных из России, и родной орден предоставил своей верной дочери все условия для процветания.
Настолько многие связи были в руках у Свечиной, что молодые русские дворяне, впервые попадавшие в Париж, входили в светскую жизнь столицы Франции под её непосредственным руководством.
Софья Петровна Свечина
Так, например, Тургенев Александр Иванович в середине декабря 1836 года, давая напутствие Андрею Карамзину в его первом путешествии в мир парижских салонов, пишет среди прочего:
«… прежде всего побывай у Свечиной».
И это пишет православный директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий, секретарь Библейского общества, камергер русского двора. Ещё в 1817 году Пушкин обозначил это странное противоречие в посвящённом Тургеневу стихотворении:
«Тургенев, верный покровитель
Попов, евреев и скопцов,
Но слишком счастливый гонитель
И езуитов, и глупцов…».
«Слишком счастливый гонитель» посылает своего хорошего знакомого к тому, кого когда-то преследовал. Такова сила простых человеческих симпатий, которые со временем перекраивают любые политические карты. Эти простые симпатии, приобретённые за зваными обедами и мимолетными разговорами, двигают людьми — историческими фигурами. А потом государственным деятелям приходится, изощряясь в «искусстве возможного», решать проблемы появившихся ниоткуда общественных и политических движений, распутывать интриги тайных правительственных кругов, а историкам — развязывать клубки светских и родственных связей.
Симпатии, привязанности — двигатель истории? Нет, они скорее рычаг в руках тех, кто её творят.
ВСЁ УТОПИТЬ
Александр Сергеевич Пушкин, видя эти общественные процессы и тенденции распространения разнообразной орденской тайной деятельности, выразился о том, что со всей этой субкультурой тайных орденов и масонских лож следует делать, лаконично, но очень ёмко в своём «Фаусте» сказал Гёте:
«Фayст-Мефистофелю:
Что там белеет? говори.
Мефистофель:
Корабль испанский трёхмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нём мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.
Фауст:
Всё утопить.
Мефистофель:
Сейчас».
Итак, что же всё это означает? Но прежде чем всё это объяснить, сначала нужно растолковать кое-какую предысторию… Как всем известно, Пушкин в Кишинёве стал масоном. Впрочем, он был лишь «учеником» и находился на начальной ступени масонской иерархии. К масонству он «приобщился» чисто номинально, ради интереса, просто потому, что это было модным поветрием тех лет. К тому же, в то время в Петербурге было создано два тайных общества — «Южное общество» и «Северное общество». И вот однажды между Пушкиным, Пестелем и Муравьёвым (создателем этих обществ) состоялась некрасивая перепалка. Пушкин вопрошал — ну, и чем же именно вы тут занимаетесь? Давайте, выкладывайте уже всё начистоту. Как тут и что в этих ваших ложах, рассказывайте. Раскрывайте же ваши карты. А Пестель с Муравьёвым жёстко указывали Пушкину на его место. Они ему говорили, что ты пока ещё находишься на низшей ступени масонской иерархии, и подобные вопросы ты пока ещё ставить не вправе… Всему своё время… В итоге, они очень сильно разругались, и Пушкина сгоряча обозвали «обезьяной»…
И смеясь над их затеями, он на них в своём «Фаусте» вполне конкретно указывает. Пушкинский «Фауст» вышел в свет примерно за полгода до выхода «декабристов» на Сенатскую площадь. Пушкин либо напрямую знал, что готовится восстание, либо интуитивно это чувствовал, понимая, что «декабристов» будут использовать «втёмную» совершенно другие силы, и отнюдь не российские… Ведь без «бочек злата» из-за бугра не обходится ни одно свержение власти. В своём «Фаусте» именно масонство Пушкин называет «модной болезнью». Исторические пути движения в Россию носителей «модной болезни» были очень хорошо известны Пушкину. И Пушкин прекрасно понимал всю пагубность масонской и любой другой тайноорденской деятельности для России. Не потому ли многие из них желали уничтожить не только его репутацию, плетя интриги, но и ликвидировать его самого, заманив в ловушку дуэли?
продолжение следует…
Источник: http://inance.ru/2015/02/duel-pushkina/
МАТЕРИАЛЫ:
С.А. Мальцев «Невидимая битва»
С.Л. Абрамович «Пушкин в 1836 году (предыстория последней дуэли)».
П.Е. Щеголев, «Дуэль и смерть Пушкина» М., 1987.
Борис Башилов «История русского масонства» http://bibliotekar.ru/rusMassonstvo/28.htm и http://bibliotekar.ru/rusMassonstvo/152.htm
http://az.lib.ru/p/pushkin_w_l/text_0090-1.shtml
Тайный смысл в произведениях Пушкина http://tchaykovsky.ru/blog_a/pouchkine.htm
Известные иезуиты
Карл Васильевич Нессельроде — 55 лет на службе России
СКАЧАТЬ: PDF (400 кб); WORD (350 кб); ODT (307 кб)
Ворон к ворону летит,
Ворон ворону кричит:
«Ворон! где б нам отобедать?
Как бы нам о том проведать?»
Ворон ворону в ответ:
«Знаю, будет нам обед;
В чистом поле под ракитой
Богатырь лежит убитый»…
А.С. Пушкин, «Ворон к ворону летит»
После дуэли
Сегодня СМИ регулярно публикуют разнообразные пасквили о том, что Пушкин был бабник, балагур, картёжник, ревнивец и прочее, и прочее, и прочее. Зачем внимание людей приковывают не к творчеству Пушкина, а к его личности? Ответ прозаичен — очернив личность, которая всегда не безупречна, ты бросаешь тень на творчество, от которого потенциальный читатель тогда отвернётся: «О-о-о, да он обычный бабник…». Дело сделано. И, казалось бы, что это тенденция последних лет развития технологий СМИ, однако процесс очернения А. С. Пушкина и его наследия начался, как мы показали в предыдущих статьях ещё задолго до дуэли и продолжился с ещё большей силой — после неё. Ответить-то всуе было им некому. И не последнюю роль в этом сыграли наши старые знакомые — иезуиты, масоны и прочие ордена.
Генерал иезуитов, глава этого ордена, чрезвычайно высоко ценил уже упоминавшуюся нами ранее Софью Петровну Свечину за умение работать с нужными людьми и за её тесные связи с Россией. Через свою лучшую подругу, жену российского министра иностранных дел Марию Дмитриевну Нессельроде, она добывала для ордена любую интересующую информацию по России, начиная от положения дел в различных русских ведомствах и кончая самыми интимными деталями частной жизни царя Николая Первого. Через подобных людей орден иезуитов, наряду с другими орденскими структурами, хоть тем же масонством, имел возможность принимать активное участие в государственных российских делах.
В 1836 году из Франции в Россию к графине Нессельроде приезжает с особой рекомендацией от Свечиной Альфред Пьер Фаллу, её духовный последователь и биограф, предводитель клерикальной (радикальной прокатолической) партии. В Петербурге Альфреда Фаллу вводят в жизнь столичных салонов два неразлучных приятеля — Жорж Дантес-Геккерн и князь Александр Трубецкой.
Молодой князь Трубецкой тоже не зря попадает в поле нашего зрения. Когда уходят в небытие Свечина и Нессельроде, он выходит на сцену истории на смену им и своими воспоминаниями о событиях вокруг дуэли Пушкина и Дантеса пытается добить нравственную репутацию поэта.
В 1887 году к пятидесятилетию со дня смерти Александра Сергеевича, в момент, когда общество, отмечая дату, особенно внимает всему, что говорится нового о нём, в печать выходит десятистраничная брошюра В. А. Бильбасова «Рассказ об отношениях Пушкина к Дантесу».
В предисловии к ней пояснялось:
Князь Трубецкой не был «приятельски» знаком с Пушкиным… но хорошо знал его по своим близким отношениям к Дантесу.
Версия причины дуэли, изложенная в этом документе, гласит: согласно воспоминаниям Идалии Полетики и Дантеса:
… после брака Пушкин сошёлся с Александрой (Александрой Николаевной Гончаровой, второй сестрой его жены — наше примечание) и жил с нею… Пушкин опасался, чтобы Дантес не увлёк Александру… решился во что бы то ни стало воспрепятствовать… всё настойчивее искал случая поссориться с Дантесом…
Если заглянуть в подробные справочники по истории, то в разделе о Бильбасове Василии Алексеевиче встречаем то же роковое слово «иезуит». Ещё раньше, в 1860-х годах через племянника Свечиной А. А. Соболевского иезуиты выдвигали другую версию преддуэльных событий. В воспоминаниях Соболевского, как и в заявлениях иезуита Гагарина, виновником дуэли был Долгоруков, якобы спровоцировавший Дантеса на этот шаг. И сам Дантес подтверждал это.
В разное время Дантес давал различные объяснения тех событий — в зависимости от того, кто был его слушателем. Например, сына знаменитого Дениса Давыдова уверял, что:
и помышления не имел погубить Пушкина… вышел на поединок единственно по требованию … барона Геккерна, кровно оскорбленного Пушкиным (Ободовская И., Дементьев М., «После смерти Пушкина», М.,1980).
Но когда представлялся на модных европейских курортах русским дамам, то объявлял с гордостью:
Барон Геккерн, который убил вашего Пушкина (там же).
Всё это, на первый взгляд, выглядит как неумелые и противоречащие друг другу попытки увести внимание общества от истины, но если судить по последствиям этой лжи, то видно, что она, следуя законам общественной психологии, сделала своё дело в высшей степени эффективно. Буквально до последней почерковедческой экспертизы 1974 года к числу виновных считался причастным князь Долгоруков, на которого, таким образом, падала большая часть вины, а мифы про «связь» поэта с сестрой жены и про «роман» его жены с Дантесом, а, стало быть, и её виновность, до сих пор всерьёз обсуждаются в виде версий и «рабочих гипотез». Результат их один — общество, складывающее свое мнение под воздействием авторитета печатного слова, судит о Пушкине с учётом всех этих «деликатных» и «пикантных» подробностей. Так его облик теряет убедительность и цельность, лишаясь внутренней нравственной силы, а с этим и произведения его, утверждающие красоту высоких человеческих качеств, содержащие глубокую тайну, уравниваются в глазах читателя с церковной проповедью. Ведь если возвышенная мысль не подкреплена личным примером, то она — всего лишь мёртвая софистика. И тогда сама дуэль, как неизбежное средство отстоять честь в глазах людей, тоже лишается смысла и превращается в фарс или импульс ревности. Такова сила выдуманных версий и подробностей — того, что называется клеветой.
За несколько дней до дуэли Пушкин сказал Карамзиной:
… мне нужно…, чтобы моя репутация и моя честь были неприкосновенны во всех углах России, где моё имя известно (С.Л. Абрамович, «Пушкин в 1836 году (предыстория последней дуэли)»).
Но общество жестоко к памяти поэтов. Его пристрастиями к слухам пользуются те, кто делают ложь своим инструментом, а интриги — профессией.
УПРАВЛЕНИЕ МАССАМИ ПОСРЕДСТВОМ ОРДЕНОВ
Дантес удивлял многих способностью очаровывать и привязывать к себе слушателей. Александр Карамзин вспоминал об этом его умении:
Нашему семейству он больше, чем когда-либо, заявлял о своей дружбе, передо мной прикидывался откровенным, делал мне ложные признания, разыгрывал честью, благородством души и так постарался, что я поверил его преданности госпоже Пушкиной, его любви к Екатерине Гончаровой, всему тому, одним словом, что было наиболее нелепым, а не тому, что было в действительности. У меня как будто голова закружилась, я был заворожён… (П.Е. Щеголев, «Дуэль и смерть Пушкина» М., 1987).
С учётом всех этих фактов в нашем расследовании Дантес уже выглядит опытным психологом, способным умело управлять мнением окружающих.
А одно из его писем заключает в себе целое откровение.
В нём он даёт напутствие Ивану Гагарину, официально вступающему в орден иезуитов. Гагарин, по воспоминаниям современников, всегда относился к Дантесу как к духовному наставнику, внимая каждому его слову, и это письмо Дантеса написано именно как наставление духовному сыну:
… Я получил Ваше письмо, такое искреннее и дружеское, которое меня убедило, что вы счастливы вашим решением посвятить жизнь служению Богу. Необходимо, любимый друг, чтобы ваш разум и ваше сердце для этого закалились. Это мужество, которое не даётся простым людям (Профессор Л. Вишневский, «Ещё раз о виновниках пушкинской трагедии», статья в журнале «Октябрь» №3, 1973).
Так «великосветский шкода», «дамский угодник» предстает перед нами как духовный руководитель и один из иерархов ордена иезуитов, для которого служба в ордене — священная и великая задача, доступная только избранным. И получается, что всё в той истории с дуэлью, ухаживаниями и анонимками намного серьёзнее.
Энциклопедии в комментариях об ордене, который по своему устройству является тайным обществом, так комментируют специфические приёмы его работы:
Орден имеет секретные знаки и пароли, соответствующие той степени, к которой члены принадлежат, и так как они не носят особой одежды, то очень трудно опознать их, если только они сами не представят себя, как членов Ордена, так как они могут казаться протестантами или католиками, демократами или аристократами, неверующими или набожными, в зависимости от той миссии, которая на них возложена. Их шпионы находятся везде, во всех слоях общества, и они могут казаться учёными и мудрыми, простаками и глупцами — как повелевают их инструкции… (Кеннет Маккензи, «Королевская масонская энциклопедия»).
Именно такое поведение мы наблюдаем за Дантесом: любые повороты в словах и действиях, любые изгибы в направлении мысли — всё для того, чтобы оставаться хозяином ситуации. Одна ложь, следующая за другой, одна клевета за другой, одна подлость, следующая за другой, — если называть вещи своими именами, так, как их определяет словарь русского языка.
Такие действия не только не противоречат идеалам иезуитов, но следуют из детально разработанных инструкций их организации, созданной Игнатием Лойолой. Общий главный тезис идеологии ордена «Цель оправдывает средства» имеет огромное количество вытекающих из него наставлений, приложимых к разным ситуациям. Иное, объемлющее значение имеет тезис «Цель оправдываЮт средства», суть которого в том, что, совершая осознанное зло, добра не построить. Об этом также у Пушкина и в Концепции общественной безопасности (КОБ).
Об исключительной преданности католицизму Дантеса писали все его биографы. Она была старой семейной традицией. Мать Жоржа-Шарля Дантеса — графиня Мария-Анна Гацфельдт. Её тетка была замужем за графом Францем-Карлом-Александром Нессельроде-Эрегосфен. Все эти дефисы в именах и фамилиях — знаки обширных родственных связей Дантеса. Он родственник графа Нессельроде, а по линии отца, Жозефа-Конрада Дантеса, внучатый племянник барона Рейтнера, командора Тевтонского ордена, и уже по своему родству определён судьбой быть в самых влиятельных политических кругах, как, например, его близкий коллега по политике граф Рошешуар, державший тайные конспиративные связи с канцлером Нессельроде и Бенкендорфом. В Россию Дантес попадает как протеже самого прусского принца Вильгельма, будущего императора германского и короля прусского.
Так что недооценка личности, способностей и связей Дантеса может быть причиной непонимания его роли как в жизни Пушкина, так и в истории России. За банальным, казалось бы, любовным заигрыванием могло скрываться нечто другое.
Сами похождения Жоржа Дантеса-Геккерна за женскими сердцами, когда в салонах о нем говорили, что дамы вырывают его друг у друга, могут иметь одно неожиданное объяснение. Оно раскрывается из записок современников и размышлений пушкинистов о странностях «родственной» близости двух Геккернов, молодого и старого, из истории ордена иезуитов, да и самой Римско-католической церкви.
Дантес не был несчастным сиротой, нуждавшимся в усыновлении. Вопреки этой легенде, ходившей в обществе, отец его был богатым помещиком в Эльзасе, всегда оставался в хороших отношениях с сыном и завещал на случай своей смерти Жоржу состояние в 200 тысяч франков. Геккерн, ставший официально его вторым отцом, к его благополучию материальному добавил ещё большую долю благополучия и любовь. Но не отеческую. Природу этой любви, в общем-то, известную всем исследователям той истории, проще всех раскрывает близкий приятель Жоржа, уже знакомый нам Александр Трубецкой:
… за ним водились шалости, но совершенно невинные… Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним… В то время в высшем обществе было развито бугрство. Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккерном он играл только пассивную роль… (П.Е. Щеголев, «Дуэль и смерть Пушкина» М., 1987).
Термин «педераст» закрепился за Луи Геккерном уже в книгах Анненкова, первого биографа Пушкина. В то ли время в высшем свете было «развито бугрство» или во все другие времена тоже, трудно сказать, но такое занятие по истории устойчиво соседствует с традициями не только светского европейского общества, но и католического духовенства, которое имело такой значительный вес и признание в глазах наших героев.
Быть причастным к особо утончённому разврату считалось за некую тайную доблесть. Она объединяла людей, претендовавших на духовный авторитет и власть в обществе, в круг избранной элиты, повязанной круговой порукой «нежных уз».
Такие «невинные забавы» не являются просто развлечением и мелочью, далекой от общественной жизни и политики. Напротив, они помогают проделывать с человеком, стремящимся под покровительство сильных мира сего, определённые трансформации и как бы лепить его душу заново, соревнуясь с творческим искусством Бога. Сначала душу нужно сделать мягкой как глина, лишив её твердости нравственных качеств. И путь к этому может быть только через развращение, медленное и осторожное, шаг за шагом, чтобы сам человек не мог заметить такого своего преображения.
И такие практики медленного постепенного перерождения личности используются практически всеми тайными обществами как, впрочем, и спецслужбами, где менее, где более жёсткие. Эти традиции работы с психикой паствы уходят корнями в глубокую древность, в Мистериальные многолетние циклы посвящений, к страшным оскопительным культам Атиса, или более мягким культам Диониса, вакханалиям Вакха. Цель всех этих посвящений в общем-то одна — привести психику посвящаемого в нужное состояние подчинения иерархии. Но все эти посвящения — это структурные способы формирования лояльности «системе» посвящений, а есть ещё и бесструктурные.
Структурный способ управления — это когда управляющий сигнал передаётся по уже сложившейся структуре, подобно приказу в армейской иерархии.
Бесструктурный способ управления — когда управляющий сигнал передаётся не по готовой заранее структуре, а безадресно распространяется в обществе, вызывая формирование целесообразных целям управления структур из тех элементов, кто «резонирует» с сутью этой распространяемой безадресно информации.
Структуры разнообразных орденов, как и государственных, так и прочих структур дополняются системой бесструктурного управления обществом. В чём выражает себя эта «система»?
В первую очередь, это те образные представления, которые ребёнок черпает из окружающей его с рождения культуры, через родителей, близких друзей, книги, живопись, фильмы. Эти образные представления становятся основной его мировоззрения. А дополняясь нравственными оценками «нравится/не нравится/безразлично», они формируют систему нравственности человека, его нравственные стандарты. Можно назвать это «базовыми стереотипами», на которых как на кирпичиках фундамента выстраивается всё здание мировоззрения, вся психика. Верхние этажи мировоззрения легко перестраивать, а добраться до фундамента очень тяжело.
Поэтому чрезвычайно важны те образы, которые попадают в психику ребёнка в самом детстве через сказки, мультфильмы, книги. Они закладывают те сценарии (иными словами — многовариантные матрицы), которым ребёнок в дальнейшем по жизни будет следовать чисто бессознательно, на автомате, если сам не задумается над своим поведением и волевыми усилиями не изменит матрицы своей жизни: выйдет из одних сценариев, чтобы осмысленно влиться в другие, более праведные.
Образы складываются в психике индивида в некую целостную систему алгоритмов поведения — многовариантную матрицу возможных состояний, выразив которую лексически, мы получим концепцию жизни индивида и жизни всего общества, если выявим, какие образы и какие стереотипы поведения доминируют в его культуре.
Если посмотреть на культуру, то мы увидим, что в ней доминируют библейские образы и ветхозаветные сюжеты, особенно на Западе, даже в современных фильмах зачастую стоит поменять современные имена на соответствующие библейские, как мы узнаем сценарии, описанные в Ветхом Завете. Поэтому сегодняшнюю культуру Запада можно назвать библейской.
Заметим в скобках, что Православие во многом базировалось до середины XIX века в общем-то на Новом завете, описывающим жизнь и дела Иисуса Христа, Псалтыре и устных проповедях попов, поскольку полноценных переводов всей Библии на русский язык не было. Только в 1876 году вышел полный перевод Библии (Ветхого и Нового заветов) на русский язык.
Концепция — это замысел устройства жизни общества в целом, и соответственно жизнеустройство формируют те, кто формируют такую концепцию.
Матрица — это концепция в образах, также как концепция — это матрица в лексике.
Концептуальная власть — власть концепции развития общества, и власть людей, которые такие концепции способны формулировать, изменять и проводить в жизнь.
Концептуальная власть активно работает с психикой детей, внедряя в неё соответствующие ей образы, символику, формируя таким образом многовариантный сценарий жизни всего человечества, если конечно вышла на глобальный уровень ответственности.
Из примеров прошлого можно взять увлекательную книгу «Гаргантюа и Пантагрюэль», которая сегодня считается детской, но в некоторых кругах оценивается как серьёзнейший алхимический трактат или сказки братьев Гримм. В кинематографе, в том числе и детском, разнообразной символики — просто навалом.
Задача проста — внедрить в психику положительное отношение к символам различных структур, к образам, связанным с той или иной системой посвящений и продвигаемой концепцией жизни, а главное — внедрить базовые стереотипы отношения к явлениям окружающей жизни. Но думать, что эта система работы с образными представлениями людей о мире — разработка последних веков, неверно, поскольку с мировоззрением людей работали и в древности. Подробнее смотрите семинар в интернете «Виды власти и перспективы концептуальной власти».
МАТРИЧНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПУШКИНА
Александр Сергеевич Пушкин сделал просто невозможное — бросив вызов всей этой огромной многовековой «системе» посвящений, работающей как структурно, так и бесструктурно, обыграл по всем статьям не только её, но и сделал свой вклад в развитие альтернативной концепции жизни общества — Русской цивилизации.
На каких сказках растут русские люди?
Сказка о рыбаке и рыбке, о золотом петушке, о Царе Салтане, о попе и работнике его Балде и другие произведения Пушкина — это альтернатива всему этому вороху тёмных и мрачных сказок западной цивилизации.
Александр Сергеевич опёрся на исконно русскую культуру, русский образ мышления. Пушкин не просто переиначивал народное творчество, но делал эти свои сказки более человечными, поднимал их на новую этическую высоту. Сравните итоги оригинальной сказки Поп-толоконный лоб и пушкинского Балды.
В своём творчестве он выражал идеалы Праведности, несомые Русской цивилизацией.
Причём он взялся за переформатирование матриц жизни не только Русской цивилизации, но и Западной. «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» накрывает сразу несколько западных матриц, «Сказка о царе Салтане» переформатирует один из самых ключевых в алгоритмике жизни Запада мифов о Данае и Персее.
А к присказке к «Руслану и Людмиле» «У Лукоморья дуб зелёный» многие усматривают целую философскую систему (http://www.chitalnya.ru/work/1223634/, http://www.kramola.info/vesti/neobyknovennoe/vedicheskie-znanija-v-strokah-pushkina-chast-1).
И тут мы подобрались к ещё одному аспекту творчества Самого Справедливого Поэта — матричному управлению, то есть управлению концепцией устройства общества и разрешения возникших проблем.
Главную проблему управления Русской цивилизации со времён крещения (смотри цикл статей о Смуте на Руси: — рецепт разрешения концептуальной неопределённости и обретения концептуальной властности Пушкин изложил в Песне о вещем Олеге, где выразил до крещенские принципы жреческой власти:
Волхвы не боятся могучих владык,
И княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык.
И с волей небесною дружен.
Поэма «Руслан и Людмила» по некоторым мнениям содержит в себе целый сценарий развития Русской цивилизации, что особенно актуально сегодня после шатров на Майдане:
Весь Киев новою тревогой
Смутился! Клики, шум и вой
Возникли всюду. Киевляне
Толпятся на стене градской…
И видят: в утреннем тумане
Шатры белеют за рекой;
Щиты, как зарево, блистают,
В полях наездники мелькают,
Вдали подъемля черный прах;
Идут походные телеги,
Костры пылают на холмах.
Беда: восстали печенеги!
Персонажи-символы и их содержания, ключи к иносказанию:
Руслан — Центр, формирующий стратегию развития народов России, глобального уровня значимости
Людмила — Люд Милый — народы России
Финн — Святорусское ведическое жречество.
Владимир — Благонамеренные управленческие структуры государственного уровня значимости.
Черномор — Надгосударственный центр управления по библейской концепции.
Голова — Все Правительства России под пятой Черномора (от Владимира — до наших дней).
Наина — Раввинат и высшие структуры масонства.
Фарлаф — Жиды всех национальностей и низшие слои масонства.
Ратмир — Элита славянских племен, принявших иудаизм (Хазарский каганат).
Рогдай — Языческая военная элита.
Печенеги — Национальные «элитарные» структуры.
Конь — Толпа, не вызревшая до народа.
Двенадцать дев — Исторически сложившееся христианство.
Напомним, чем всё кончилось:
Руслан летит к Людмиле спящей,
Её спокойного лица
Касается рукой дрожащей…
И чудо: юная княжна,
Вздохнув, открыла светлы очи!
Казалось, будто бы она
Дивилася столь долгой ночи;
Казалось, что какой-то сон
Её томил мечтой неясной,
И вдруг узнала — это он!
И князь в объятиях прекрасной.
Воскреснув пламенной душой,
Руслан не видит, не внимает,
И старец в радости немой,
Рыдая, милых обнимает.
Помимо этого, в цикле повестей Белкина Александр Сергеевич проработал различные сценарии будущего России, остановившись на матрице «Метель», о чём мы писали в статье «Поздравление с Новым Годом — матрица «Метели» А. С. Пушкина!».
Приведём систему кодов второго смыслового ряда этих произведений, но повторять разбор не будем, читайте статью.
Напомним только концовку «Метели», которая так близка концовке поэмы:
— Боже мой, боже мой! — сказала Марья Гавриловна, схватив его руку, — так это были вы! И вы не узнаете меня?
Бурмин побледнел… и бросился к её ногам…
И для детей, и для взрослых детей старался Пушкин оставить свои послания о будущем России — «имеющий уши, да услышит».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Всё творчество Александра Сергеевича Пушкина, формируя мировоззрение подрастающих поколений и зрелых людей, является одним из столпов Русской цивилизации наряду с идеей Справедливости, которую русский человек ищет во всём и Русским языком, как языком международного общения на мировоззренческие темы.
Именно поэтому все попытки уничтожить его наследие как усилиями разнообразных орденов, так и просто идиотами, тщетны, поскольку Пушкин действительно воздвиг себе памятник нерукотворный — сделал неоценимый вклад в духовность Русской цивилизации и в День Рождения Самого Справедливого поэта обратите, как и он, свои взоры в будущее и подумайте над тем, каким вы хотите видеть наше общее будущее, в какой матрице жизни вы хотели бы жить и мечтайте, помня о том, что мечта отличается от фантазии тем, что к мечте человек стремится, делает шаги для её реализации, как когда-то двести лет назад такие шаги стал делать и он, в итоге обессмертив своё творчество, поэтому Пушкин — вечно живой!
Пушкин – Пророк Русской цивилизации!!!
Храните рукопись, о други, для себя!
Когда гроза пройдёт, толпою суеверной
Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный,
И, долго слушая, скажите: это он;
Вот речь его. А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь… и, может быть, утешен буду я
Любовью…